Драматургия ГДР

Из толпы выходит  н о с и л ь щ и к.

Н о с и л ь щ и к (подняв ношу). Я знаю дорогу — можно идти?

С у д а н е  кивает и следует за ним.

А л и (сморкается и начинает кричать). Покупатели Кувейта! Только что один господин полюбовался на мои ковры и потерял рассудок. Так прекрасны мои ковры. Покупайте у Али бен Бадави! Кто увидит красоту его ковров, тот потеряет разум!

М е н т о л у с. А они действительно из Багдада? Меня интересуют эти ковры.

Оба уходят за один из развешанных ковров. И б е н  э л ь  З а м а н  быстро идет за ними.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Встреча друзей.

А б у  а л ь  К а с с и м  и его жена  Д а р д а н а  сидят, как и в первой картине, во дворе. Дардана замерла, прильнув к смотровому отверстию в стене. С л у г а  умащает благовониями грудь и спину Абу.

А б у (задумчиво, иногда постанывая от удовольствия). Новые рисунки ковров имеют успех. Добрый Калаф был хитрым человеком.

Д а р д а н а. Если бы он был хитер, то тебя бы давно черти побрали!

А б у (смеясь). Не забывай, он был моим лучшим другом.

Д а р д а н а. Как я могу забыть об этом. Ты истратил так много денег на его прославление. Я так часто слышала эти песни, что запомнила их наизусть. (Поет вполголоса.)

О Калаф бен Юссуф,
О мой братец-близнец!
Мы навеки с тобой неразлучны.
Пусть делится месяц,
А солнце — одно,
А солнце — едино,
И мы, как оно.
О мой братец-близнец,
О, зачем ты ушел?

А б у. Прекрати! Сколько раз я должен тебе повторять, что ты отвратительно поешь. Умение петь есть божественный дар, а ты лишена его. (Начинает петь так же фальшиво.)

Пусть делится месяц,
А солнце — одно,
А солнце — едино…

Прекрасная, истинно прекрасная песня… Очень трогательная!

Д а р д а н а. А ты мне однажды сказал, что моя душа и тело — единственное в мире песнопение.

А б у. Но неблагозвучное…

Д а р д а н а. Я не желаю терпеть грубости, даже от тебя.

А б у. Возвращайся-ка ты лучше обратно к своей матери, ты…

Д а р д а н а. Уйду, конечно, но только тогда, когда сама захочу.

А б у. Ну, еще что скажешь…

Д а р д а н а. Я с тобой больше не разговариваю. (Ложится, молчит.) Вот как тебя изменило богатство, Абу. А теперь прикажи своим неряхам певичкам снова спеть хвалебный гимн в честь твоего друга. Он через минуту постучит в наши ворота. Сегодня ты можешь воспеть его бороду. У него очень красивая борода.

А б у. Твои шутки всегда отвратительны.

Д а р д а н а. Истина еще более отвратительна, мой милый. На, посмотри сам, если ты, конечно, не ослеп. Но я не вижу ни единого вьючного животного, и он так спешит…

А б у (встает и с недоверием подходит к смотровому отверстию. Заглядывает в него, испуганно смотрит на жену и шипит). Коварная змея, это ты его сюда заманила своим колдовством. (Снова смотрит на улицу и трет глаза.) Маслины в кувшине?

Д а р д а н а (громко). Конечно, нет! Их давно съели. За семь лет они заплесневели бы.

А б у (слуге). Быстрее, собака, одень меня! (Дардане, пока его одевают.) Ты разоряешь меня своей скупостью. Разве мы не самые богатые люди в этом городе? Но ты все равно должна была украсть маслины моего друга. Я прикажу отравить всех твоих кошек, если ты немедленно не вернешь мне маслины! Положи в кувшин маслины и приведи в порядок печать! Ты должна сама проводить его в подвал. Слышишь, ты?! Он должен найти свой кувшин на том же самом месте, куда он его собственноручно поставил. Доверие. Это минимум того, что имеет право требовать друг! Скажи ему, что я уже неделя как уехал в горы. Ты не знаешь, по какой дороге я поехал. Будь с ним любезна. Прикажи танцевать и петь для него. Мой дом все еще остается его домом. Когда он откроет кувшин, сохраняй спокойствие. Ты ничего не знаешь! И помни, я могу отравить не только твоих кошек… Прикажи приготовить его любимые блюда… Маслинами я лучше займусь сам. (С этими словами он исчезает.)

Д а р д а н а (со злостью). Проклятый трус! Снова я должна расхлебывать за него эту кашу. Если я не ошибаюсь — кагар с фигами был любимым кушаньем нашего единственного друга?