Драматургия Югославии

Б у к а р а. Ага! Ты, стало быть, соглашаешься с тем, что понаписала всякая там английская буржуазия? По-твоему, значит, король Петр был за народ и его надо было допустить к власти? Так выходит, а? Если так, не нужна там твоя помощь! Катись, пожалуйста! Реакции не место в наших рядах!

Ш к у н ц а. Я прошу вас, не искажайте мои слова! Я вовсе не так выразился. Я хочу только сказать, что я не могу писать другого Гамлета, потому что не чувствую себя способным к этому. Я не Шекспир!

Б у к а р а. Нет, нет, погоди, мать твою за ногу! Мы тебя разоблачим перед народными массами. Мы покажем народу твое настоящее лицо. Ты не думай, что тебе удастся нас обойти. Теперь-то мы тебя и раскусили. Ты, товарищ, есть настоящий сателлит одного капиталистического государства…

Ш к о к о (вмешивается). Чего это вы тут навалились на человека! Пусть он делает как сам знает. За каким чертом он тогда ходил в школу, если вы беретесь его уму-разуму учить!

Б у к а р а. А тебя, Иоца, никто ни о чем и не спрашивает. Ты бы лучше молчал и не совался в дела, в которых ни уха ни рыла не смыслишь.

Ш к о к о. Это я не смыслю, я? Ты больно много смыслишь! Если уж ты такой умный да ученый, сам бы и написал это представление, нечего человека заставлять.

Б у к а р а. А ты кто такой, что к порядку призываешь?

Ш к о к о. А ты кто такой, чтобы себя за самого умного выставлять?

Б у к а р а. Я, по крайности, старше всех вас. А кроме того, я такую школу прошел, какой вы с учителем и не нюхали. Вот в сорок первом году…

Ш к о к о. Да ты-то и сам этой школы не нюхал! Думаешь, я не знаю, как ты в партизаны попал? Ты пошел в партизаны уже в сорок четвертом, когда тебя призвали, да и то в обозе служил. А до того ты ж. . .у у печки грел у себя в Буковице.

Б у к а р а. Ты, Иоца, думай, что говоришь! Это ты не меня, это ты нашу народную власть поносишь!

Ш к о к о. Да не может быть! А какой это народ за тобой стоит? Может, это Мачак — народ-то?

Ш к у н ц а. Помолчи, парень! Все это ни к чему! Не надо мне ни оправданий, ни защиты. Я не хуже тебя знаю, как расправиться с глупостью. Вот уже двадцать лет я все с ней борюсь и сражаюсь в этих самых краях. Уже с пяти мест она меня согнала, а теперь, на этом, шестом, мне стало ясно… что с ней надо жить в добром соседстве… Ладно, товарищи, я сдаюсь. Я все сделаю по вашему желанию. Я напишу для вас новую драму. Только об одном я вас прошу: чтобы нигде не упоминалось ни мое имя, ни имя Шекспира.

Б у к а р а. Браво, учитель! Вот таким ты мне нравишься! Давай руку! Теперь я знаю, что ты наш человек.

Ш к у н ц а. Хорошо, хорошо, товарищи! Меня не с чем поздравлять! Я только бы попросил вас оставить меня ненадолго одного… чтобы поразмыслить обо всем. Когда я окончу дело, снова созову вас на репетицию.

Присутствующие поднимаются со своих мест.

Ш и м у р и н а. Я вот чего хотел тебя спросить, учитель. Можешь ты на представлении посадить меня где-нибудь на сцене, чтобы я, вроде как на собрании, дискуссировал с народом? Знаешь ведь, люди-то не поймут представление, если им кто не растолкует. Мы ведь, брат, вроде слепых кутят. Вот и я бы ничегошеньки не понял, на что смотрел, если бы мне товарищи из Загреба все время не объясняли, что к чему.

П у л ь о. Хорошо, а кто тогда будет представлять этого… этого… Амлетового дружка?

Ш к у н ц а. Ладно, Шимурина! Почему же нельзя? Все можно! Все можно, чего пожелаете! А с Горацио мы так сделаем. Теперь, когда у нас Горацио сделался человеком из народа, народ будет другом и Гамлету.

Ш и м у р и н а. Значит, теперь народ… (Шепчет ему.)

Ш к у н ц а. Да… Народ — это Горацио.

Ш и м у р и н а (уходя). Вот, народ, теперь ты Амлету — друг.

Присутствующие расходятся.

Б у к а р а (Майкаче). Вдова, спаси тебя бог, до чего же ты здорова. В тебе больше мяса, чем у всех быков нашей артели. (Обхватывает ее.)

М а й к а ч а (вырывается). Чего это ты вдруг с цепи сорвался? Не надо тут, увидят нас! Что люди говорить станут? Еще и году не прошло, как умер мой муж.

Б у к а р а. Ладно, ладно, нечего недотрогу из себя корчить. Когда муж-то жив был, ты и не задумывалась, что люди говорить будут, а сейчас вдруг начала грехи замаливать.

М а й к а ч а. Тогда я это делала назло мужу, он ведь в постели-то не умел чего положено мужику делать. А сейчас я себе в удовольствие живу, вот и выбираю.

Б у к а р а. Лопни мои глаза, уж я сегодня ночью пожму тебя, что твою гармошку. Вот так, вот так… (Обхватывает ее.)

М а й к а ч а. Да отстань ты, дьявол!..

Б у к а р а. Слушай-ка… Я буду тебя ждать через полчаса под смоквой на краю села.

М а й к а ч а. Ладно уж. Только знай наперед. Я на траве не буду. Мне уже не двадцать лет. Да и ривматизьма меня скрутила.

Оба уходят.