Драмы

Из дворца выходит домочадец Эдипа.

Домочадец

Земли фиванской славные вельможи,

О, сколько ужасов узнать, увидеть
Вам предстоит! Какое горе вам
Покроет душу, если дому Кадма
Наследственную верность вы храните!
О, если б Истр и Фасис,[56] волны слив,
Струей могучей Фивы затопили —
Им все ж не смыть неслыханную скверну,
Что этот дом таит — еще таит,
Но вскоре обнаружит; скверну бедствий
1230 И вольных и невольных; но душе
Больнее добровольное страданье.

Корифей

Скорбели мы о том, что знали раньше, —

Что нового прибавить можешь ты?

Домочадец

Быстрейшая для речи весть — погибла

Великая царица Иокаста!

Корифей

Несчастная! Что ж в гроб ее свело?

Домочадец

Своя рука. Лишь тот, кто видел дело,

Его всю горечь в сердце испытал;
Но все ж, поскольку память мне подвластна,
1240 Страдалицы вам участь расскажу.
Вы помните, как в исступленье горя
Она умчалась. Из сеней она
В свой брачный терем бросилась, руками
Вцепившись в волосы свои. А там
Она, замкнувши двери, воззвала
Ко Лаию, погибшему давно,
Коря его: "Ты помнишь ли той ночи
Старинной тайну? В ней ты сам себе
Родил убийцу, а меня, супругу,
На службу мерзкого деторожденья
Своей же плоти горестной обрек!"
Она и одр свой проклинала: "Ты мне
1250 От мужа — мужа, и детей от сына
Родить судил!" И вслед за тем — конец.
Но как она покончила — не знаю.
Раздался крик — в чертог Эдип ворвался —
Не до нее тут было. Все за ним
Следили мы. Метался он повсюду.
"Меч! Дайте меч мне!" Так взывал он к нам.
То снова: "Где жена моя, скажите...
Нет! Не жена — перст нивы материнской,
Двойной посев принявшей — и меня,
И от меня детей моих зародыш!"
Тут, в исступления грозе, сам бог —
Не мы, конечно, — в терем оскверненный
Его направил. Страшно вскрикнул он
1260 И, точно силой неземной ведомый,
На дверь закрытую нагрянул, ось
Из гнезд глубоких вырвал — и вломился
Во внутрь покоя. Мы за ним. И вот
Мы видим — на крюке висит царица,
Еще качаясь в роковой петле.
Стоит он, смотрит — вдруг с рыданьем диким
Ее хватает и с петли висячей
Снимает бережно. Вот на земле
Лежит несчастная. Тогда — ах, нет!
Ужасное свершилося тогда!
Эдип срывает пряжку золотую,
Что на плече ей стягивала ризу,
И, вверх поднявши острую иглу,
1270 Ее в очей зеницы погружает. —
"Вот вам! Вот вам! Не видеть вам отныне
Тех ужасов, что вынес я, — и тех,
Что сам свершил. Отсель в кромешном мраке
Пусть видятся вам те, чей вид запретен,
А тех, кто вам нужны, — не узнавайте!"
С такими причитаньями не раз он,
А много раз, приподнимая вежды,
Колол глаза. Кровавые зрачки
Не редкой каплей темно-бурой влаги,
А черным градом истекая, лик
И бороду страдальца орошали.
1280 Так бедствие двойное прорвалось
В двойном деянии — жены и мужа.
То счастье древнее — ах, древле было
Оно по правде счастьем. А теперь
Царит в чертоге этом грех, стенанье,
Позор, погибель — все, чем только зло
Речь наша нарекла — все в нем найдешь.

Корифей

Что ж ныне он? Слабеет натиск мук?

Домочадец

Он требует, чтоб двери мы открыли,

Чтоб показали Кадмову народу
Того, что пролил кровь отца, а мать
Свою — ужасных слов не повторить мне.
1290 Покинуть хочет он и дом и землю,
Проклятию послушный своему.
Все ж без опоры, без проводника
Не обойтись ему: невыносимы
Его терзанья. Сам ты убедишься.
Уже скрипят дверей дворцовых створы.
Ах, зрелище увидишь ты — такое,
Что жалость может и врагу внушить

Домочадец уходит.

На пороге дворца появляется ослепивший себя Эдип.

Корифей

О ужасное дело! ужаснее всех,

Что когда-либо жизнь омрачили мою!
1300 Что за ярость, несчастный, постигла тебя?
Что за дух кровожадный из адских глубин
Устремился и прянул тяжелым прыжком
На твою горемычную долю?
О несчастный, несчастный! Хотелось бы мне
И спросить и узнать и подумать с тобой —
Не могу, не могу! Не выносит мой взор
Этой страшной, зияющей раны!

Эдип

Я несчастный, несчастный... В какие места,

О мой демон, завел ты меня? И зачем
Вдруг рассеялся стон мой в воздушных волнах?
1310 Куда ты завел меня, демон!

Корифей

В невиданный, неслыханный позор!