Драмы

Нарышкин (уныло). Так точно, понятно. А те — завоевали? Жемчугов. Кто?

Нарышкин. У кого он не завоевал?

Жемчугов (помолчав). Много об себе понимаете, сержант.

Тюленев. Да, прекратим, сержант.

Жемчугов. Ничего, молодой. Не понимает, как надо. Я ему терпеливо разъясню.

Нарышкин. А я чего прошу? Я разъяснения и прошу. Майора кто-то на обе лопатки положил, а кто — и не поймешь. И получается, главный-то бой майор уже принял, да не в воздухе... Чего не понимаю, про то спрашиваю.

Жемчугов. А чего не понимать! Как раз проблема ясная. Майор был обвинен.

Тюленев. Так выпустили ж?

Жемчугов. Выпустили.

Тюленев. Зря?

Жемчугов (пугается). Кто сказал, что зря? Зря ничего не делается. Понятно?

Нарышкин (вздыхает). Понятно. А когда сажали — тоже не зря?

Жемчугов. Когда сажали — имелись, наверно, соответствующие обвинения.

Нарышкин. Понятно. Когда сажали — так надо было, и когда выпустили — тоже так надо? Понятно. Хотя немного неясно.

Жемчугов. Неясного нет ничего. Вокруг нас есть капиталистическое окружение. Или его нет?

Нарышкин. Есть, конечно.

Жемчугов. Шпионы, диверсанты — есть или нет?

Нарышкин. Есть, конечно. Так ведь Коновалов, товарищ: техник-интендант второго ранга... Разве он тоже капиталистическое окружение?

Жемчугов. Коновалов, Коновалов... Не с этого надо начинать. (Вздохнул). Только у тебя свербит, что ли? Изверги, думаешь, кругом? Люди... А только — лес рубят, щепки летят... А что поделаешь... так или не так?

Нарышкин (уныло). Так. А почему же...

Тюленев. Будет, сержант. Разговорился.

Нарышкин. Да я спросить хотел...

Тюленев. Спрашивать будем после... (Усмехнулся). После прогулки в Бранденбургском лесу...

Нарышкин (уныло). Ясно. И где такой лес, товарищ капитан?

Тюленев. А вот проедешь Берлин и сразу, тут же, и лесок... А пока до него не добрались.. И помолчим.

Нарышкин (уныло). Ясно. Я только в отношении майора... Хотел бы разъяснения, товарищ капитан... Что же, до того лесу и будет за майором хвост оземь биться? Зря его — так. Напротив, полную чуткость ему, всё ему окажи, на всю железку! Может, я политически неграмотно рассуждаю, товарищ капитан, так вы разъясните. Он же теперь — что? Он же теперь свою партийную честь защитить желает, поскольку хочет доказать, что он верный сын Родины и так далее... Он Ленина город желает защищать и в смертельный миг на себя берет всё. Вот разъясните, не пойму: как же не может быть ему при этой обстановке сто процентов доверия?

Жемчугов (покашлял). Тебе-то легко тут. Сто процентов... А ты войди в их положение. Время-то вон какое.. Кого обнять, а кого и из пистолета на месте... Оправдать надо доверие, понятно?

Нарышкин (уныло). Понятно. Только... Чтобы его оправдать, опять-таки его иметь при себе надо?

Жемчугов. Кого?

Нарышкин. Доверие.

Жемчугов (покашляв). А может, человек еще свою злобу держит? А может, он еще ее копит? Ты в душе его был?

Нарышкин (уныло). Понятно. Только мне думается... Коли уж его оттуда выпустили, так теперь не то что полк — ему и дивизию можно доверить и корпус...

Коновалов медленно выходит из другой комнаты. Все вскакивают от неожиданности.

Коновалов (тихо). Не надо мне корпуса, сержант. Дивизии не надо. Пусть дадут мне один истребитель, и я покажу, кто враг народа!

Тюленев (помолчав). Где вы были, Василий Фролович? Коновалов. Бригадного комиссара Плеско искал: На острова улетел. (Помолчав). Бранденбургский лес?.. Что ж. (Нарышкину, нахмурившись). Много болтаете, — знал бы, не брал в экипаж. Жди внизу, пока «форд» с аэродрома не придет.

Нарышкин. Есть. Разрешите идти?

Коновалов (молча кивнул). И вы, Жемчугов.

Жемчугов козырнул, пошел следом за Нарышкиным.

Поработайте немного над его политико-моральным... И ему будет польза и... и вам.

Жемчугов, снова козырнув, молча уходит из номера.

(Идет к дверям). Дежурная! Дежурная!

Появляется Люба.

Оформляйте отъезд. Где ваши двадцать два килограмма? Ну, сын ваш где? Пусть собирается...

Люба. Нет у меня сына, товарищ майор, спутали.

Коновалов. Троян спутал.

Люба. Троян? (Засветилась). Надо же... Братишка, Василек, как же. (Опечалилась). Ой, захворал парень некстати, вот уж некстати, Сыпка по телу побежала, неудача какая...

Тюленев. Прилетим еще.

Люба. Не поздно будет?

Тюленев. А это от вас, от ленинградцев, зависит.

На пороге Троян. Люба метнулась к нему.