Т е д о. В нашем бараке был такой случай. Мы голодали. А один пленный, он лежал на нарах с краю, когда все засыпали, вынимал из котомки хлеб и жрал его. Вскоре мы узнали, что это доносчик. Из-за него было расстреляно пятнадцать человек.
М а р и а м. Это у него была карточка?
Т е д о. Нет… Однажды группа пленных решила бежать. Иуда об этом пронюхал. Но донести не успел. Тот парень, у которого была карточка, помешал ему.
М а р и а м. Это, наверно, был мой сын!..
Т е д о. Он раздобыл где-то кусок жести… И к полночь, когда все заснули, перерезал доносчику горло…
М а р и а м. Ему удалось бежать?
Т е д о. Да.
М а р и а м. За ним гнались?
Т е д о. Да. С собаками.
М а р и а м и А н и к о
Т е д о. Не-ет!..
А н и к о. Вы точно знаете, что его не поймали?
Т е д о. Коли бы поймали — их бы повесили прямо перед нашим бараком.
М а р и а м. Верится с трудом.
Т е д о. Охрана нашего лагеря его не поймала. Это я знаю точно…
М а р и а м. Расскажи мне еще о Леване.
Т е д о. О каком Леване?
М а р и а м. О моем сыне. Разве его не Леваном звали?
Т е д о. Нет, его звали Габро. Габриел.
А н и к о. А фамилия?
Т е д о. Канделаки.
М а р и а м. Ох, значит, это не он…
А н и к о. Левана фамилия — Джапаридзе.
М а р и а м. Зачем вашему Габро Канделаки моя карточка?
Т е д о. Габро часто показывал мне эту карточку. Я держусь только благодаря этому. — говорил он, — иначе не выживу.
А н и к о. Габро был похож на этого?..
Т е д о. Нет. Я хороню помню Габро. Он был очень худой, чернобородый… Правда, война так меняет человека, что своих не узнаешь. Вот глаза похожи.
А н и к о. Глаза у человека изменяются меньше всего.
М а р и а м. Нет, нет! Я уверена, что это был мой сын… Но почему он переменил имя?
Т е д о. Когда его взяли в плен, то допрашивали в штабе, а потом отправили в тыл. По дороге он бежал, но его поймали. Может быть, на допросе он скрыл свое настоящее имя… Будем надеяться… Спокойной ночи!
М а р и а м. Эх, гость мой, гость! Не пойму, добрый ты вестник или злой! Анико, доченька, ложись…
А н и к о. А вы как же?
М а р и а м. А я побуду одна. Ты еще мала, чтобы не спать из-за чужого горя…
А н и к о. Говорят, некоторые пленные попали в американскую зону…
М а р и а м. Спи, спи… Вот и я закрываю глаза…
А н и к о. Тетя Мариам, что случилось?
М а р и а м. Я вроде не спала, а увидела сон. Словно укачиваю ребеночка, то ли Левана, то ли его сына… Потом мне показалось, что кто-то черный его отнимает…
Г о л о с Т е д о. Мама!.. Мамочка!.. Ай! Горим! Помогите!
М а р и а м. Слышишь? Вот несчастье. Для него война действительно еще не закончилась…
А н и к о. Радио?
М а р и а м. Уже поздно для радио. Это пируют у Елены.
А н и к о. Да-а! Как вы говорили: когда заболит палец — сердце чувствует, а боль сердца — никто не чувствует.
М а р и а м. Людям веселиться не запретишь. У них радость!
А н и к о. Можно было бы подумать о соседях…
М а р и а м. О соседях! Она и раньше меня терпеть не могла. Все завидовала. А сейчас-то чему завидовать, не понимаю?
А н и к о. Да, я слышала, что тетя Елена вас ненавидит…
М а р и а м
Р е б е н о к. Мама, у всех детей есть папа. А у меня?
М а р и а м. И у тебя был. Смотри…
Р е б е н о к. А где он?
М а р и а м. Его убили.
Р е б е н о к. Я его не помню.
М а р и а м. Ты был совсем маленьким. Когда его хоронили, ты расплакался, потому что твоего щенка кто-то прогнал со двора. Потом ты стал кричать, чтобы тебя вместе с отцом в красном ящике покатали.
Р е б е н о к. Почему его убили?
М а р и а м. Вырастешь, узнаешь.
Р е б е н о к. Мам, у всех есть братья и сестрички. А я один.
М а р и а м. Я куплю тебе, куплю.
Р е б е н о к. Когда?
М а р и а м. Вот поеду в большой город…
Р е б е н о к. Тетя Елена сказала, что если я хочу сестричку, ты должна выйти замуж… Мама, выходи замуж…
М а р и а м. Нет, сыночек. Лучше тебе сиротой быть, чем пасынком.
Р е б е н о к. Не понимаю.
М а р и а м. Подрастешь, поймешь. Иди, побегай…