Драмы и комедии

П я т и щ е в (оттолкнув Бориса). Парень, ты себе лишнюю статью не нагоняй. (Приподнимает папки.) Тяжеленьки.

Л у к а ш о в (Пятищеву через окно). Товарищ, я специально приехал… Разрешите, я все это заберу в институт?

П я т и щ е в. Приказано в областное управление отправить. Оттуда и забирайте.

А н т и п о в (через окно). Эй, детектив, а вы имеете ли право на обыск?

П я т и щ е в. Я и не обыскиваю. Ишь, какой строгий, борода! Предъявите документы.

Антипов показывает свой паспорт.

Возьмем на заметочку. (Списывает данные паспорта в записную книжку.) Антипов, Сергей Леонтьевич. Место прописки… та-ак… (Возвращает Антипову паспорт.)

А н т и п о в. Отдохнули, называется.

П я т и щ е в. Заранее извините, товарищи. Отдыхайте и дальше. Воздух у нас — хоть на экспорт продавай. Поехали, гражданин Куликов. Сядешь в коляску.

Пятищев, нагруженный своими «трофеями», и Борис выходят из каюты.

Н а д я (бросилась к Пятищеву). Стойте! Куда вы его? Отпустите!..

П я т и щ е в. Гражданочка… там разберутся… (Осторожно отрывает от себя Надю.) Хоть кружева свои поберегите…

Б о р и с (сурово). Надя…

Надя с плачем прильнула к Борису.

П я т и щ е в. Пошевеливайся, Куликов.

Б о р и с. До свиданья, города и хаты. (С Пятищевым уходит.)

Возвращается  М и ш к а.

Н а д я. Почему же вы молчали?..

М а р я г и н. Надя…

Н а д я. Вам трудно скрывать свое удовольствие, Владимир Павлович?

М а р я г и н. Надюша, это неприлично.

Н а д я. Неприлично?! Вот что вас больше всего волнует! Главное — чтобы прилично. Пусть подло, только бы прилично! Огорчила я вас? Может, повеселить? Спеть, станцевать?

М а р я г и н (властно). Надя, пожалуйста, прекратите.

А н т и п о в (Мишке). Ты настучал?

Все повернулись к Мишке.

М и ш к а. Отваливай, догматист, а то я твою бороду тебе пониже спины приклею.

Л е р а. Сергей, твой паспорт почему записали?

А н т и п о в. Я растерзаю этого подонка!

Л е р а. Сережа!..

М и ш к а (Антипову, презрительно). Геркулес! Овсяный… Ты пойдем, Надюшк, отсюда, пойдем.

Н а д я. Неужели ты не понимаешь, что ты наделал?..

М и ш к а. Я… я ничего…

Н а д я. Донес, приехал в колясочке!

М и ш к а. Надька, Надьк! Я не доносил…

Антипов хохочет.

Я только хотел, хотел, это не скрою, поехал туда, а там… Я даже в милицию не зашел! Чес слово, Надьк! За дверь взялся — и отскочил… А тут этот старшина выходит, узнал меня. «Ты из Кардымовки? Садись в коляску, покажешь, где да что!» Я и сел, и приехал… А чтоб доносить… Надьк! Не делал я этого, не делал! Мамкой родной клянусь…

Н а д я  уходит.

Л у к а ш о в (Ольховцеву). Где похоронили Андрея Семеновича, не покажете ли?

О л ь х о в ц е в. Там, где всех кардымовских. (Махнул рукой в сторону кладбища.)

Л у к а ш о в. Не думал я, что больше не увидимся… (Уходит вслед за Ольховцевым.)

М а р я г и н,  Л е р а  и  А н т и п о в  уходят.

Мишка стоит один. С реки доносится крик чаек.

Входят  В а р в а р а  и  З е в и н  с чемоданом в руке.

З е в и н. Михаил, ты мамку тут береги. Уезжаю я.

М и ш к а. Батя! Куда?

З е в и н. Опять, стало быть, за счастьем.

М и ш к а. Непутево это, батя.

З е в и н (горько улыбнулся). Ждите писем, как говорится.

М и ш к а. Не найдешь ты счастья, батя, пока главному не обучишься.

З е в и н. Чему ж ты мне обучаться советуешь?

М и ш к а. Видать, главное в жизни, батя, — это уметь с чайками разговаривать…

З а н а в е с

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Прошел год. Розовый закатный свет над пристанью.

Старик  О л ь х о в ц е в  сидит по обыкновению на скамейке, читает. Красуются на кольях лапти — соблазн для туристов.

В а р в а р а (на дебаркадере). Степаныч! Заросло в дому-то. А то поскребу, помою.

О л ь х о в ц е в (отложил книгу). Заблуждения делают человека симпатичным…

В а р в а р а. Этаких симпатичных на каждом шагу… Степаныч, новости! Мой Петрович вертается! Телеграмма, смотри…

О л ь х о в ц е в. Поздравляю тебя, Варя…

В а р в а р а (ликует). Затосковал!.. Все ж целый год характер оказывал… А там, на этой его Хантайке, Заполярье… Степаныч! Какая ж я радая!.. Ух! (Закружилась, схватила Ольховцева за руки.) «Дроля мой, дроля мой, что обходишь стороной? Или я тебе не та, или сердце занята?»