Драмы. Стихотворения

Мерос проскользнул к Дионисию[308]

в дом,Но скрыться не мог от дозорных, —
И вот он в оковах позорных.
Тиран ему грозно: «Зачем ты с мечом
За дверью таился, накрывшись плащом?»
«Хотел я покончить с тираном».
«Распять в назиданье смутьянам!»

«О царь! Пусть я жизнью своей заплачу —

Приемлю судьбу без боязни.
Но дай лишь три дня мне до казни:
Я замуж сестру мою выдать хочу.
Тебе же, пока не вернусь к палачу,
Останется друг мой порукой,
Солгу — насладись его мукой».

И, злобный метнув на просящего взгляд,

Тиран отвечает с усмешкой:
«Ступай, да смотри же — не мешкай.
Быстрее мгновенья три дня пролетят,
И если ты в срок не вернешься назад,
Его я на муку отправлю,
Тебя ж на свободе оставлю».

И к другу идет он. «Немилостив рок!

Хотел я покончить с проклятым,
И быть мне, как вору, распятым.
Но дал он трехдневный до казни мне срок,
Чтоб замуж сестру мою выдать я мог.
Останься порукой тирану,
Пока я на казнь не предстану».

И обнял без слов его преданный друг

И тотчас к тирану явился,
Мерос же в дорогу пустился.
И принял сестру его юный супруг,
Но солнце обходит уж третий свой круг,
И вот он спешит в Сиракузы,
Чтоб снять с поручителя узы.

И хлынул невиданный ливень тогда.

Уже погружает он посох
В потоки на горных откосах.
И вот он подходит к реке, но беда! —
Бурлит и на мост напирает вода,
И груда обломков чугунных
Гремит, исчезая в бурунах.

Он бродит по берегу взад и вперед,

Он смотрит в смятенье великом,
Он будит безмолвие криком, —
Увы, над равниной бушующих вод
Лишь ветер, беснуясь, гудит и ревет;
Ни лодки на бурном просторе,
А волны бескрайны, как море.

И к Зевсу безумный подъемлет он взгляд

И молит, отчаянья полный:
«Смири исступленные волны!
Уж полдень, часы беспощадно летят,
А я обещал, лишь померкнет закат,
Сегодня к царю воротиться, —
Иль с жизнию друг мой простится».

Но тучи клубятся, и ветер жесток,

И волны сшибаются люто.
Бежит за минутой минута…
И страх наконец в нем решимость зажег:
Он смело бросается в грозный поток,
Валы рассекает руками,
Плывет — и услышан богами!

И снова угрюмою горной тропой

Идет он и славит Зевеса,
Но вдруг из дремучего леса,
Держа наготове ножи пред собой,
Выходят разбойники буйной толпой;
И, путь преграждая пустынный,
Грозит ему первый дубиной.

И в вопле Мероса — смертельный испуг:

«Клянусь вам, я нищ! Не владею
И самою жизнью своею!
Оставьте мне жизнь, иль погибнет мой друг!»
Тут вырвал у вора дубину он вдруг, —
И шайка спасается в страхе,
Три трупа оставив во прахе.

Как жар сицилийского солнца жесток!

Как ломит колени усталость!
А сколько до цели осталось!
«Ты силы мне дал переплыть чрез поток,
Разбойников ты одолеть мне помог, —
Ужель до царя не дойду я
И друга распнет он, ликуя!»

Но что там? Средь голых и выжженных круч

Внезапно журчанье он слышит…
Он верить не смеет, не дышит…
О, чудо! Он видит: серебряный ключ,
Так чист и прозрачен, так нежно певуч,
Сверкает и манит омыться,
Гортань освежить и напиться.

И вновь он шагает, минуя в пути

Сады, и холмы, и долины.
Уж тени глубоки и длинны.
Два путника тропкой идут впереди.
Он шаг ускоряет, чтоб их обойти,
И слышит слова их: «Едва ли —
Мы, верно, на казнь опоздали».

Надежда и страх его сердце теснят,

Летят, не идут его ноги.
И вот — о, великие боги! —
Пред ним Сиракузы, пылает закат,
И верный привратник его Филострат,
Прождавший весь день на пороге,
Навстречу бежит по дороге.

«Назад, господин! Если друга не спас,

Хоть сам не давайся им в руки!
Его повели уж на муки.
Он верил, он ждал тебя с часу на час,
В нем дружбы священный огонь не погас,
И царь наш в ответ на глумленье
Лишь гордое встретил презренье».

«О, если уж поздно, и он на кресте,

И предал я друга такого,
Душа моя к смерти готова.
Зато мой палач не расскажет нигде,
Что друг отказался от друга в беде!
Он кровью двоих насладится,
Но в силе любви убедится».

И гаснет закат, но уж он у ворот,

И видит он крест на агоре[309],
Голов человеческих море.
Веревкою связанный друг его ждет,
И он раздвигает толпу, он идет.
«Тиран! — он кричит. — Ты глумился,
Но видишь — я здесь! Я не скрылся!»

И в бурю восторженный гул перерос,

Друзья обнялись, и во взоре
У каждого радость и горе;
И нет ни единого ока без слез;
И царь узнает, что вернулся Мерос,
Глядит на смятенные лица, —
И чувство в царе шевелится.

И он их велит привести перед трон,

Он влажными смотрит очами:
«Ваш царь побежденный пред вами;
Он понял, что дружба не призрак, не сон,
И с просьбою к вам обращается он:
На диво грядущим столетьям
В союз ваш принять его третьим».