Драмы

Все устремляются к дверям. Гул орудий, залпы.

ГИБЕЛЬ

Палуба «Севастополя». Светает. Слышны уханье пушек, пулеметные очереди. Время от времени вспыхивают прожекторы. Луч прожектора высветил башню, скользнул по фигуре Рилькен а, по лицу Козловского.

Рилькен. Маму — в Чека?

Козловский. Могут.

Рилькен. Мама, мама…

Козловский. А могут — ив ликбез. Не угадаешь.

Рилькен. Опять будет меня ждать… Сева, не горбись… Позади, снова всё позади? Россия, Петроград, мама, любовь, могилы дорогие…

Козловский (вздыхает). Милостив и справедлив господь.

По трапу на палубу поднимается Гуща. Светает все больше. Гуща похож на загнанного зверя. Тащит за собой пулемет. За Гущей — Таська-боцман.

Гуща (озираясь). А вахта где? Уползли, змеи! (Заметил Козловского). А, ваше превосходительство! Всё. Тюрьма идет сюда.

Таська. Дворяне, тикайте.

Рилькен (печально). Хоть в такую минуту не фиглярничайте, Тата.

Гуща (устало). Диктуешь, все диктуешь…

Рилькен. Писарь ничтожный! Молчать! Где твой ревком вонючий? Вшивая твоя революция — где? Демократы! Погоны мои не в масть? Советы без коммунистов, — мать вашу растак! Сапоги финнам будете лизать! А вас — сапогом, сапогом! Пороть! В два шомпола!

Гуща (устало). Никому не буду я сапоги лизать, ваше скородие, худо ты матросов знаешь, хотя лепил им с утра до ночи. Слушай, не перебивай. Девку бери с собой. Бери. Пехом не дойдет — подсади на телегу. Другого скинь — а ее довези. Отдаю, потому — люблю. Не пил бы, не спал бы, на нее глядел бы, ясно тебе, ваше скородье? Больше жизни и больше смерти. Мне-то податься некуда, я весь тут, на кронштадтском горемычном льду, а ты — дойдешь. Бери, офицер, твоя взяла. (Взялся за пулемет). Отходи, я прикрывать буду. Живым в могилу не лягу. (Потащил пулемет к башне). Боцман, вспомни Федьку, когда был хорош.

Козловский (Рилькену). Пошли.

Рилькен. Тата, идем.

Таська. А раныне-то я ходила? Один другому отдает, а меня — спросили?

Рилькен. Тата, хватит. (Берет ее за локоть).

Таська (вырывается). Клеш разорвешь — Кронштадт не возьмешь!

Рилькен тащит ее к трапу, она упирается, кусает его за руку. Гуща у башни молча наблюдает.

Козловский. Оставьте ее, ну ее к бесу.

Рилькен. Получай, шлюха. (Пощечина).

Не оборачиваясь Рилькен идет к трапу. Спускается вместе с Козловским. Пулеметная очередь совсем близко. Прожекторы. Гуща выходит из башни.

Гуща. Не ушла, выходит?

Таська. Выходит.

Гуща. Судьба.

Таська. Судьба.

Гуща. Подходят. Давай сюда. (Перетаскивает пулемет к башме).

Таська-боцман идет за ним. Палуба некоторое время пуста. Лучи прожектора, скрещиваясь, ложатся то на палубу, то на башню, то на трап. На палубе, освещенные лучом прожектора, появляются Иван Позднышев, Расколупа с гармонью на ремне, матросы, освобожденные большевики из камеры смертников.

Расколупа. А ну, ребяты, кто половчей, — в погоню!

Несколько матросов убегают.

Ах, был бы очкастый, в блокнот черкнул — кто первым на линкор ворвался! Расколупа, красный смертник! Зачтется? Иван, держи вахту!

Расколупа, матросы, исчезают. Иван обходит верхнюю палубу. Из-за башни показался Гуща, позднее — Таська-боцман.

Гуща. А, гадюка. Амнистию зарабатываешь?

Иван. Руки вверх!

Гуща. Убью. Иуда!

Таська. Это ж Ваня.

Гуща. Кишки из него вон! (Выхватил револьвер).

Таська. Федечка, миленький, это Ваня, Ваня…

Гуща. Отойди! А то — обоих! (Отталкивает ее).

Выстрел. Иван успел забежать за башню.

Сдох, Ванюша?

Иван (высунул голову из-за башни). Живой.

Гуща (повертел пустой наган). Убил бы, да нечем.

Иван (выходит сбоку, спокойно). Со свиданьицем.