Пара продолжала пристально меня разглядывать. Никогда в жизни я не чувствовала себя безобразнее.
По радио играли кантри-песню. Может, ее исполнял Джон Уэйн,[2] а может, еще кто, такой же затасканный, из пятидесятых.
Из-под занавесившей глаза челки я промямлила: А я вас как раз вспоминала.
Спросите зачем – не знаю.
И что ты при этом думала? спросил Браун.
Я хочу выбраться с этого острова. Я надеялась, вы можете чего-нибудь присоветовать.
Умница, сказал он.
Просто умница, повторил за ним Стэнли. Они оба расплылись в скользких улыбках, и я заметила розовый язык Стэнли. Он облизнул нижнюю губу, словно ящерица.
Сара, присядь, выпей кофе.
Они даже не поинтересовались, почему я не в школе.
Если хочешь что-то сделать в жизни, то вот он, твой шанс – этот ценный человек. Браун находит девочек, сказал Стэнли.
Где? глуповато и застенчиво поинтересовалась я.
Ну, я их нахожу в магазинах и на стадионах, ответил Браун и подмигнул Стэнли. Ох и тяжкая это работа.
Мне эта работа показалась странноватой. Мотания туда-сюда в поисках малолетних девиц, по идее, наверняка противозаконны.
Что бы то ни было, работа модели меня мало интересовала. Они думали, во мне есть все, чтобы стать лощеной журнальной дивой, только потому что я молодая серая мышь. Может быть, вчера я на это еще надеялась, но вчера было вечность назад. Сегодня мне хотелось перепортить все к чертям собачьим, вот чего мне очень хотелось сегодня.
Да она просто сноб, потому и садиться не хочет, сказал Браун.
Высокомерная красавица, но да, все равно сноб, вторил ему Стэнли.
Они хрюкнули, и Браун бросил на меня взгляд, означающий:
Я не сноб.
Меня так и подмывало сказать: «Это просто вы –
Не сноб, говоришь? Тогда почему не присядешь? На пару минут. Ну давай же.
Ну хорош, мы не кусаемся, сказал Стэнли.
Если я сейчас не уйду, я умру. Жар мой слегка поутих, но голова еще кружилась и я была в холодном поту – так, наверное, чувствуют себя люди с похмелья или поспав на солнце. Неужели они не замечают? Жар невидим. Как жаль, что я не родилась с проказой.
Странная вещь уговоры. Принуждение, убеждение – называйте как хотите. Они настаивали, что мне необходимо, ну просто необходимо зайти с ними в стильную, хорошо освещенную студию по соседству. Там Стэнли, профессиональный фотограф-виртуоз, сделает пару фотографий. Только и всего. Вот так они тебя и уламывают. Заставляют думать, что, если ты не пойдешь, ты просто сноб. Ты думаешь, что выше нас? Да ладно! Ну почему бы Стэнли тебя не поснимать? Его фотографии, между прочим, печатали в «Шатлен» и «Флэр». Он крут. Давай же! Можешь маму позвать, если хочешь. Мы отошлем твои снимки в «Элит». Смотри, ты бы могла уже через неделю оказаться в Нью-Йорке.
– А что я должна делать?
– Улыбайся. Просто улыбайся. Им кажется, это так просто.
А я не могу улыбаться. Спросите меня почему, и я отвечу. В мою знакомую девицу недавно засовывали шланг, и делали это мои друзья, мои единственные друзья.
Просто улыбайся, сказал Браун.
Улыбнись, покажи нам! вторил ему Стэнли.
Я попыталась, но губы мои запротестовали. Они дернулись и скривились в хмурую гримасу.
Я знала, что они рассмеются, поэтому вздернула подбородок и всмотрелась вглубь ресторана. Солнце отсвечивало через жалюзи – девочку, попавшую в поле зрения, окружало золотистое сияние. У нее были светлые локоны и курносый нос.
Фланель Любви #5
Маргарет взасос целовала американского морячка. Когда она перестала, я поняла, что это все-таки не она, и чуть не разревелась. Не спрашивайте почему. Маргарет всегда сильно красилась, а эта девица была погребена под слоем косметики еще толще. В голубых тенях и ярких румянах она казалась диковатой, и беспутной, и немного пьяной.
А ну-ка дайте мне гамбургер! проскрежетала она и упала на руки матросу. Потом пнула его в плечо, и он дал ей прикурить.
Это моя подруга, сказала я Брауну, я хочу подойти поздороваться.
Стэнли ответил: Она тебе не подруга.
Подруга. Мы учимся в одной школе. Вы, может, и с ней поработаете?
Но я не издевалась. Если бы я увидела такую задорную и боевую девицу на страницах журнала, мне бы не хотелось его закрыть. Займитесь своей чертовой работой, думала я, покажите ее на страницах всех известных модных журналов.
Браун выглядел не на шутку оскорбленным. Кстати, вот вам еще одна причина, по которой я предпочитала молчать – я постоянно умудрялась оскорбить собеседника.
Он вздохнул. Я выпила его воду, которую он даже не пригубил. После этого, будто я долгие годы бродила по пустыне, я потянулась, схватила стакан Стэнли и осушила. Украденный кубик льда был так хорош, лучше конфет. Здорово было бы заказать сто кубиков льда и вывалить их на мой иссохшийся язык.
Почему, бога ради, ты думаешь, что нам стоит с ней работать? спросил Браун.
Она симпатичнее меня.
Возможно, но в отличие от тебя, она лишилась должной невинности.