— Садитесь. — Тревельон помог Фебе, которая уже дрожала от холода, сесть на одиноко стоявший возле потухшего камина стул. Необходимо срочно ее согреть.
— Сию минуту займусь, — сказал хозяин гостиницы, намереваясь разжечь камин.
— Нет, я справлюсь сам, — остановил его Тревельон. — Лучше принесите моей жене горячей воды и что-нибудь поесть — что найдется.
— И пива, — сказала Феба, выбивая зубами дробь.
— Принесу сейчас же, — пообещал коротышка. — У меня оно превосходное, сварил самолично. Такое ядреное, вот увидите.
— Превосходно.
Хозяин вышел, а Тревельон неуклюже склонился над холодным очагом.
— У вас болит нога, — сказала Феба, обхватив себя руками.
— Болит, — согласился он равнодушно, поджигая древесную кору от свечи, оставленной хозяином. К счастью, пламя быстро разгорелось.
— О-о, так гораздо лучше.
Феба протянула руки к огню, но он видел, что она по-прежнему дрожит. Какая же она хрупкая! Что, если у нее начнется жар?
Когда он начал расстегивать пряжки ее туфель, она удивилась:
— Что вы делаете? Зачем?
— Принимаю меры к тому, чтобы вы не простудились.
Вернулся хозяин с большим тазом горячей воды и несколькими полотенцами, перекинутыми через руку.
— Ставьте сюда. — Тревельон указал на пол возле ног Фебы.
— Слушаюсь, сэр! Еду и пиво принесу через минуту.
Тревельон кивнул, и когда хозяин гостиницы вышел, внезапно охрипшим голосом сказал:
— Нам лучше успеть снять с вас чулки до его возвращения.
Он потянулся к ее маленькой изящной ножке, положил себе на колено, провел руками вверх по голени, скрытой под ворохом юбок. Его руки ощущали гладкость шелка и тепло кожи. Вот и подвязка поверх колена, а выше — обнаженная кожа, нежная и взывающая к ласке.
Развязывая ленту, он поднял глаза.
Феба сидела, откинув голову. На губах порхала улыбка, щеки порозовели. Тревельон замер, боясь дышать. Что он делает? Это же безумие: нельзя запускать руки под юбки леди. Пусть сама снимает свои чулки.
Но вместо этого он дрожащими руками скатал чулок: колено, икра, тонкая щиколотка — и положил на стул возле ее бедра.
Набрав в грудь воздуха, он взялся за второй чулок, внезапно представив себе то, что находится выше ленты, скрытое между бедрами, и по спине побежали капли пота.
Гладкий шелк, теплая плоть. Он нашел ленту и сжал эту изящную штучку своей большой, шершавой ладонью. Под его взглядом Феба судорожно вздохнула, язычок проворно облизнул губы. Он судорожно сглотнул и потянул ленту, уронил на пол, взялся пальцами за край чулка и медленно скатал с ноги.
За дверью что-то звякнуло, заставив его очнуться от запретных мечтаний. Ему следовало бы радоваться, но он выругался вполголоса, поспешно поднялся и поставил таз с горячей водой перед Фебой.
— Опустите ноги в воду — это вас согреет.
Дверь распахнулась, возвещая о новом пришествии хозяина гостиницы. Он принес поднос с едой и питьем. За ним шла женщина — вероятно, жена — со вторым тазом горячей воды, а за ней два мальчика: один нес столик, второй — стул.
Тревельон поспешно отступил, наблюдая, как под руководством хозяина предметы занимают положенные места. В результате перед камином встал стол с прекрасно сервированным ужином.
— Что-нибудь еще для вас или вашей супруги, сэр? — с улыбкой обратился к Тревельону хозяин.
— Нет, благодарю вас, этого достаточно. Получив несколько монет, хозяин поклонился и вышел, а Тревельон, прихрамывая, подошел к столу, сел и сообщил:
— Кажется, здесь рагу из курицы и клецки.
Собственный голос показался ему оглушительным.
— Чудесно. — Феба сняла намокший чепец.
Похоже, она и не догадывалась, какие чувства обуревают мужчиной, руки которого только что побывали под женскими юбками?
— Когда-нибудь вы мне расскажете, как стали хромым? — спросила вдруг девушка.
Он пристально взглянул на нее. Она сидела, касаясь столешницы подушечками пальцев и пытаясь на ощупь определить, что стояло перед ней на столе. И его поразила мысль — какая же она храбрая! Изо дня в день жить со своей слепотой, доверчиво следовать за ним и встречать нелегкие испытания их путешествия в веселом расположении духа и с неиссякаемым любопытством!
Тревельон невольно улыбнулся.
— Кружка с пивом стоит чуть правее вашей правой руки.
— Вот здорово! — Феба оживилась, придвигая к себе кружку, сделала осторожный глоток, однако нос все равно сморщила.
Он невольно рассмеялся:
— Слишком крепко?
— Крепко, но, кажется, мне даже нравится. Почему бы и нет?
— Но вы не уверены, — заметил он, наполняя ее тарелку.
— Я же говорила: прежде чем отказаться, надо несколько раз попробовать.
— Сильно сказано, — пробормотал Тревельон, слишком уж нежно, и придвинул к ней тарелку. — Ложка справа, хлеб слева.
— Благодарю вас. Пахнет действительно аппетитно!
Он начал задумчиво жевать, наблюдая, как она справляется с содержимым своей тарелки: осторожно помогая себе кусочком хлеба набрать в ложку рагу и аккуратно отправляя себе в рот.
— Это все моя лошадь, — сказал вдруг Тревельон.
Она подняла глаза — точнее, подняла лицо, — но не сказала ни слова в ответ на его туманное заявление.