— Однажды она сказала мне, что не хочет, чтобы ее считали драгоценной вещью. Почему бы вам не поразмыслить над ее словами?
Он развернулся и, прихрамывая, вышел из кабинета.
Фебу уже отправили в ее комнату: вероятно, чтобы отдохнула и привела себя в порядок, — но теперь Тревельон задумался, уж не собирается ли Уэйкфилд посадить сестру под замок? Он никогда не считал герцога деспотом, но у аристократов чего только не случается.
Он шел по коридору, направляясь к выходу из особняка, но увидел, что в дверях одной из малых гостиных стоит герцогиня.
— Ваша светлость.
— Мистер Тревельон. — Ее серые глаза были печальны. — Я слышала крики.
— Действительно, ваша светлость. Ваш супруг не одобрил мои методы охранять леди Фебу.
— Он очень тревожился за нее! — возразила герцогиня.
Тревельон склонил голову.
— Ваш муж уже уволил меня и велел больше не возвращаться.
— Исключительно глупо с его стороны, — пожала плечами герцогиня, а дворецкий Пандерс шумно вздохнул. Бросив на него быстрый взгляд, ее светлость добавила: — Только не говорите мне, что вам это тоже не пришло в голову.
Дворецкий растерянно заморгал.
— Как можно, ваша светлость!
Герцогиня фыркнула.
— Нет, конечно, куда вам. Никто из вас не может этого сказать, зато могу я. Феба оживает в вашем присутствии, мистер Тревельон! Я вижу это, и видят все остальные, включая моего упрямого супруга. Не забывайте об этом, капитан. Прошу вас.
— Благодарю, ваша светлость. — Тревельон поклонился и решительно направился к выходу. Итак, герцогиня на его стороне. Уже что-то, хотя вряд ли это поможет: без разрешения Уэйкфилда он может считать, что уже потерял Фебу навеки.
Вечером Феба сидела в своей спальне, сложив руки на коленях, и размышляла о Тревельоне, вернее, о том, какая жизнь ждет ее без него.
Феба слышала доносившиеся снизу крики; слышала, как перешептывались горничные, которые принесли воду для ванны, когда наступило время мыться. Печально, однако она не удивилась. Тревельон был храбр и упрям, однако Максимуса она знала всю жизнь, поэтому — при всей любви к брату — не питала иллюзий на его счет.
Он примет в штыки любого, кто вздумает к ней свататься, не говоря уж о бывшем драгуне отнюдь не аристократического происхождения.
Кажется, Максимус так и не осознал, в каком она положении. Такие проблемы, как общественное положение и возраст, почти не занимали ее. Она не видела, как мужчина выглядит, во что одет или как себя держит. Да, она носила шелка и драгоценности, но шерсть и лен были ничуть не хуже, а в некоторых случаях гораздо лучше. Так не все ли равно? Нет, она была решительно не такая, как прочие дамы, равные ей по положению. Тогда почему ей нельзя выбрать мужчину, который тоже не будет таким, как мужья этих самых дам?
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнула Феба.
Дверь открылась, и она услышала уверенные шаги Максимуса, который явился, чтобы нарушить ее уединение.
— Феба, я составил список джентльменов, которых мог бы нанять для твоей охраны. Мне тут… гм… подсказали, что было бы правильнее позволить тебе выбрать самой.
Ее брови поползли вверх.
— Телохранитель? Но разве не ты говорил, что опасность миновала?
— На данный момент — да, — раздраженно ответил Максимус. — Но завтра все может измениться. И, разумеется, остаются бытовые опасности — разбойники, толпа и тому подобное.
Феба сникла. Неужели впереди ее ждут годы с безликими мужчинами, которые будут следовать за ней по пятам ради ее же собственного блага, защиты?
И в этот момент в голове у нее словно что-то щелкнуло. Максимус опять все решил за нее. И честно говоря, ей это надоело, черт возьми!
— Нет.
— Так вот, номер первый… — начал Максимус и тут же осекся: до него наконец дошло, что она сказала. — Прошу прощения?
— Я сказала — «нет», — очень спокойно повторила Феба и в ответ на ее удивленный взгляд пояснила: — Нет, — повторила она, на сей раз с некоторым нажимом. — Нет, Максимус, я не стану выбирать для себя тюремного надзирателя. И вообще мне не нужна охрана. Я не хочу, чтобы за моей спиной постоянно кто-то топтался и указывал, куда можно пойти, а куда нет. И тебе я тоже больше не позволю указывать мне, что можно и чего нельзя!
Феба задыхалась от собственной смелости, но голову кружило ощущение свободы — ведь она высказала брату все, что думает!
Максимус опять попытался внять к ее благоразумию, но она продолжила:
— Да, вполне вероятно, что я буду падать, но это ничего: поднимусь и пойду дальше. Я буду танцевать и спотыкаться, буду разговаривать с неподходящими мужчинами и женщинами, буду посещать гостиные, где беседуют о театре и смакуют скандалы, ходить в магазины на самых оживленных улицах — и пусть меня там толкают. А, если захочется, я буду пить пиво. И наслаждаться всем этим!
Феба встала — и пусть ноги у нее немного подкашивались, но она стояла на собственных ногах, без поддержки.