Дражайший плут

Письмо Уэйкфилда огорчило: в нем герцог не сообщил ни имени похитителя, ни даже способа его обнаружения и задержания.

Тревельон нахмурился, качая головой. Дело казалось ему незаконченным. Возможно, он успокоится, когда лично расспросит герцога. Не далее как завтра они будут в Лондоне, и тогда… он вручит леди Фебу ее брату, а на его голову обрушится праведный гнев герцога.

Боже правый, он поставил себе невыполнимую задачу.

Феба пробормотала что-то, зевнула и позвала его:

— Джеймс?

— Я здесь, — поспешил он успокоить ее.

— Долго нам ехать до остановки на ночь? — спросила Феба, откидываясь на спинку сиденья.

Тревельон сверился по солнцу.

— Еще несколько часов.

Феба молча кивнула, а Джеймс вдруг спросил:

— Могу ли навещать вас в Лондоне… если вы этого, конечно, хотите?

Ослепительная улыбка озарила лицо Фебы.

— Я была бы только счастлива.

Он невольно ответил ей улыбкой, хоть она и не могла ее видеть, а Феба подразнила:

— А как же, капитан Тревельон, герцог Уэйкфилд? Вам не кажется, что нужно спросить его разрешения?

— Мне показалось важным заручиться вашим согласием, прежде чем забираться в логово ко льву.

— Очень разумно с вашей стороны. — Феба кивнула и опять зевнула. — Ах ты боже мой, как же я хочу спать! Ну почему в этой карете такие жесткие подушки?

— Это мы сейчас исправим. — Джеймс пересел к ней и предложил: — Обопритесь на мое плечо.

— Гм… — пробормотала она сонно. — Тоже не очень-то мягко, но хотя бы удобно.

И Тревельон подумал, что это можно счесть за комплимент.

Наконец-то добрались до постоялого двора. Целый день сидеть, оказывается, очень утомительно. Феба вышла из кареты и незаметно потянулась.

Здесь оказалось ничуть не лучше, чем в той гостинице, где они останавливались вчера вечером: полно народу, во дворе пахнет лошадьми и навозом, а внутри стоит теплый аромат готовящегося ужина. Они уселись друг напротив друга за очередной видавший виды деревянный стол, и она подумала: «А что, если это наша последняя ночь?» Даже если Максимус позволит Джеймсу ухаживать за ней, пройдет немало времени, прежде чем они смогут остаться наедине. А потому — после того как она попробовала еще один сорт пива, после того как Тревельон убедился, что Рид удобно устроился на ночь, после того как он проводил ее в комнату и указал, где кровать и где камин, — Феба схватила его за руку и буквально потребовала:

— Любите меня! Сейчас же!

Встав на цыпочки, она заставила Джеймса пригнуть голову и впилась в его губы сокрушительным поцелуем. За последнюю неделю у Фебы прибавилось опыта по этой части, но такие поцелуи были отнюдь не изысканным удовольствием, а скорее признаком отчаяния.

«Что, если это наша последняя ночь?… Наша последняя ночь?… Последняя?…»

Эта страшная мысль никак не желала покидать ее голову. Каким-то образом они потеряли счет времени, а теперь вдруг вернулись к действительности. Она не была к этому готова: сама мысль расстаться с Тревельоном казалась ей невыносимой. Лондон, Максимус… не хотелось даже думать, что ждет ее по возвращении.

Завтра приближалось слишком уж быстро.

Отбросив деликатность и нежность, она неуклюже шарила по его телу, пытаясь расстегнуть ширинку, хотя рука Джеймса пыталась ее остановить. И чего уж он точно никак не ожидал, что она упадет перед ним на колени, рванет ширинку, что потянется рукой, а потом и лицом к…

— Феба, бога ради, нет!

Больше он ничего сказать не смог: из его горла вырвался стон. Феба добралась до его естества и прижалась к нему лицом, вдыхая запах, его запах, запах мужчины, который принадлежал ей.

Этот орган пульсировал, прижатый к ее щеке, и Феба взяла его в руку и поцеловала, ощутив, как могучий ствол растет, наливается силой. Ей захотелось почувствовать его на вкус, и она взяла его в рот.

Раздался стон.

Феба решила продолжить исследования и провела языком снизу вверх. Джеймс покачнулся, и его рука легла ей на макушку — не тяжело, но крепко. Чтобы держать ее? Или чтобы самому удержать равновесие? Она не знала, да и не хотела знать.

Ее губы сомкнулись на головке, и она принялась сосать.

— Феба, бог мой, Феба!.. — выкрикнул он хрипло, а она работала языком, ощущая солоноватый вкус жидкости, что просачивалась из скользкого кончика.

Когда Джеймс зарычал и едва не вдавил ее в пол, она поняла, что своим неприличным поступком подчинила его, и ее существо наполнилось гордостью: этот сильный, храбрый мужчина стонет и кричит лишь оттого, что она ласкает его ртом.

Через мгновение ей стало не до размышлений. Схватив за руки, он рывком поднял ее, и на один ужасный миг ей показалось, что сейчас он оттолкнет ее и швырнет в дальний угол комнаты, не стерпев ее безрассудной выходки, но он подтащил ее к постели и, опрокинув на матрас, коленом раздвинул ноги.

— Феба, дорогая, что вы со мной творите? Где вы этому научились, черт возьми? Нет, не говорите, иначе мне вообще не уснуть сегодня. — Он схватил ее юбки и задрал вверх, обнажив ее до талии. — Не знаю, отчего я вообразил, что сумею вам противостоять, выпутаться целым и невредимым.