Выхин собирался спуститься к водопаду, чтобы снова понаблюдать за байдарочниками. Твари божии советовали ему тренироваться в скетчах, вот он и тренировался. Выхин чувствовал себя неважно, потому что с утра светило яркое солнце, становилось нестерпимо жарко – непривычно – и сбежать от этой жары уже не удавалось. Отчим говорил, что через пару недель настанет форменное лето. Особенно отчаянные люди уже готовились к открытию купального сезона – и этих людей Выхин не понимал совершенно. Мир южного колорита оказался ему чужд.
Он мог бы заметить Капустина раньше, но отчаянно щурился от солнечных лучей и смотрел куда угодно, только не на дорогу. Получилось так, что Выхин вынырнул из-за деревьев, как двухметровый едва проснувшийся медведь, и едва не столкнулся с Капустиным нос к носу.
– Смотри, куда прешь, – лениво пробормотал Капустин, ногой отодвигая пакет с шампурами.
Нос его уже давно зажил, а вот выбитый зуб пока так и не вставили. Выхин слышал от Элки новость, что их родители собирались заказать дорогой, керамический, чтобы был похож на настоящий. Откладывали деньги. А пока Капустину приходилось щеголять дыркой, как Тому Сойеру, и учиться сквозь нее плевать.
Выхин отступил на шаг, растерявшись. Погруженный в мысленный диалог с тварями божиими, он не ожидал никого встретить. Тем более заклятого врага.
Голоса в голове затараторили:
Растерянность сменилась настороженной злостью.
– Ты что тут забыл? – спросил Выхин, засовывая руки в карманы брюк. Нащупал камни, сжал, чувствуя сладкий холодок.
– С пацанами в поход идем, – Капустин, сощурившись, окинул Выхина взглядом. – Тебе вообще какое дело, жирдяй? Иди своей дорогой.
– Какой я тебе жирдяй, – огрызнулся Выхин. – Следи за словами.
– А то что? Снова зуб мне выбьешь?
– Хотя бы и зуб.
Капустин криво ухмыльнулся, махнул рукой, заканчивая разговор, и снова стал возиться с веревками рюкзака. Попытался развязать затянувшийся узелок зубами, сплюнул.
– Ты не отвлекайся, – сказал Выхин, злясь еще больше. – Разговор есть, раз уж мы так удачно встретились.
Холод от камней растекся по телу, коснулся сердца и разума. Твари божии шептали:
Капустин лениво поднялся, разминаясь. Посмотрел сквозь прищур на голубое небо. Сказал:
– Какой разговор, жирдяй? Не дорос ты еще до разговоров. Вали давай куда шел, не нарывайся. Я с тобой в прошлый раз все закончил только потому, что Элка просила, чуть ли не на коленках за мной ползала. Я, дружище, сестру слушаюсь и уважаю. Раз попросила – трогать не буду. Или ты думаешь, я к тебе в больничку не пришел разобраться из-за того, что струсил? Или в школе мне лень за тобой бегать? Нет, хотел бы – на сало и колбасу бы давно разделал. Не нарывайся снова, а то сестра и не узнает, куда ты делся.
– Ну так давай сейчас и решим, разделаешь ты меня на колбасу или нет, – холодно сказал Выхин. – Один на один слабо? Без этих твоих идиотов-дружков.
– Не хочу я с тобой драться. Ты же здоровый как кабан. И так ясно, что победишь. Другой вопрос, что одна драка ничего не решит. Решают последствия. Мне тебя затравить еще сильнее – раз плюнуть. А ты парировать не сможешь, потому что в этом городе тебя знать не знают. Одна Элка за тобой и бегает. Хочешь так вопрос поставить?
Выхин выудил руки с зажатыми камнями. Чужие голоса вихрями кружились в голове.
В будущем он много раз прокручивал события того утра. Не мог сообразить, что в его поступках было от тварей божиих, а что совершил он сам. Они подчинили волю и тело или Выхин просто решил свалить все на них? Не знал ответа, не нашел. Наверное, дело было в симбиозе. Он сам очень хотел расквитаться с Капустиным, а твари божии убедили, направили и умножили это желание.
Но именно на них, на тварей, Выхин свалил всю вину.
Он молча прыгнул на Капустина, замахнувшись, ударил того по скуле кулаком. Отскочил, встал в привычную боксерскую стойку. Глупо было играть в бокс одетым в куртку, штаны и тяжелые ботинки, да еще посреди мха и талого снега. Но все же. Азарт накрыл с головой. В ушах миллионами зрителей ухало: «Давай, давай, давай!».