Дразнилки

– Это моя крепость. В нее никто не может сунуться. Никто плохой, – шепнул Выхин и осекся, закрыл рот ладонями.

Тень отреагировала на его шепот, мотнула большой головой. Вдоль натянутой на спинку стула простыни поползли тонкие пальцы, дотронулись до ткани, провели по ней, будто проверяли на прочность.

– Хитрый, – сказала тень негромко, и Выхин узнал этот голос.

Где-то неровным хором заскрипели старые окна. По полу потянуло холодом, совершенно неуместным в августе. Холод коснулся щек Выхина, его губ, забрался внутрь спального мешка.

– Выходи оттуда, – сказала тень снова маминым голосом, но уже без особой надежды. Длинные расплывчатые пальцы продолжали гладить ткань. – Скоро ужин, а ты до сих пор не разобрал эти свои поделки. Значок валяется какой-то. Влюбился, что ли?

Выхин не ответил.

Тень вздохнула – так вздыхала мама, желая показать, что ей очень не хочется наказывать Выхина за какой-нибудь проступок. От этого вздоха ему всегда становилось стыдно и хотелось что-нибудь исправить. Маме и так сложно в жизни, а тут еще он со своими проказами…

– Лёва, выходи. Пора гулять, как договаривались.

На этот раз Элкин голос. Выхин мгновенно вспомнил, как она вот так звала его с улицы, крича на весь двор. Чтобы все поняли, что гулять с Выхиным не зазорно.

Но той Элки больше нет. Вместо нее взрослая странноватая женщина в армейских брюках.

– Вали отсюда, – пробормотал Выхин. – А не то…

– Что? Зуб мне выбьешь, как тогда? – снова знакомый голос. Дюша Капустин собственной персоной.

В ночной темноте легко можно было вспомнить его лицо, с размазанной по щекам кровью и разбитой, стремительно распухающей губой.

– Выйду и выбью, – буркнул Выхин. – Мне не сложно повторить.

В голове сновали разные мысли. Сон сливался с явью, а настоящее с прошлым. От холода по телу побежали крупные мурашки. Натянутые простыни шевельнулись, потом пошли волнами, и в самодельную крепость ворвались запахи зимнего леса. Где-то закапала вода, хрустнула наледь, зашумела горная река. Та самая.

– Выходи, выходи, – голос Дюши Капустина. – Разберемся на месте. Или слабó?

Его подначивали, глупо и примитивно. Выхин закрыл глаза и позволил сознанию восстановить в памяти тот самый лес, поляну, где из-под тающего снега выползали на поверхность рыхлые рыжие холмики травы и валялись камни, изрисованные ледяными линиями.

Всего лишь сон. Наваждение. Незваный гость остался в кошмарах.

Тень сопела, выжидая. В крепость ей не проникнуть.

– Убирайся, я все равно не выйду, – пробормотал Выхин, не открывая глаз.

Он стоял на изломе поляны и смотрел, как люди-уродцы загоняют жирного пацана на лед, на скользкий край, позади которого – черная февральская река. Все смеются, улюлюкают, радуются. Только одна девочка не смеется, это Элка. Она серьезная и сосредоточенная, а в руке у нее нож.

– Убирайтесь, – повторил Выхин тени и сну.

И вдруг стало тихо.

Ощущение чьего-то присутствия прошло. Выхин открыл глаза и увидел над головой натянутые простыни и желтоватый свет, проникающий сквозь них. Никого в квартире больше не было.

В самодельную крепость начала медленно просачиваться южная духота.

– Хрен вам, а не мяч, – сказал Выхин в пустоту. – Я не просто так столько лет убегал, чтобы попасться.

А про себя подумал: убегал, но не убежал. Вернулся туда, откуда все и началось. Значит, пришло время собирать камни.

2

Сон его все же одолел. В этом сне Выхин снова впервые оказался в Псыуфше.

Ему было четырнадцать с половиной, он соскочил со ступенек вагона на перрон и сразу же ощутил запах вокзала. Накинулись масляные и бензиновые привкусы, аромат жареной курицы и горячего кофе, сигаретного дыма и помойки. Водители такси, опять же, как голодные собаки, оценивали высоченного пацана – напасть или подождать?

К нему подошел неизвестный мужчина, протянул руку для рукопожатия:

– Привет, богатырь, где мамку-то потерял?

Это был Иван Борисыч, дядя Ваня, статный, широкоплечий, красивый. Он вытряхнул из недр вагона клетчатые сумки с вещами, два кожаных чемодана и потрепанный торшер, следом выудил, будто подцепленную на крючок, маму и успел поцеловать ее усами, прежде чем поставил на перрон.

– Ну вот, доехали! Справились!

Выхин озирался. Никогда раньше он не выезжал за пределы своего родного городка под Мурманском. Там сейчас была зима, минус двадцать, а здесь – плюс шесть, голубое небо, огромное солнце, сверкающая наледь на окнах вокзала и капающие сосульки на козырьках крыш. За вагонами вразброд выстроились деревья, похожие на оловянных солдатиков. И еще вдалеке утопали в зелени холмов треножные столбы электропередачи.

Выхину сразу же сделалось жарко, он избавился от куртки, оставшись в водолазке. Мама взяла его за руку. Дядя Ваня удивительным образом собрал весь багаж чуть ли не в охапку и поволок его.