Дребезжание звука (СИ)

— А ты не из разговорчивых? — скорее всего, я бы ему предъявил, если бы его тон звучал саркастично или пассивно-агрессивно, думаю, я бы вполне смог это расслышать, если бы оно было.

Я посмотрел на Кирилла.

Он выглядел, как и звучал, – легко, безропотно, прямолинейно.

— С такими как ты – да.

— Я понял, — кажется, он действительно это понял.

По привычке пропустил Кирилла первым. Он сразу принялся говорить о том, что я не соврал и изменилось буквально всё, кроме планировки, и подтверждал свои слова, заглядывая в каждую комнату.

Я уговаривал себя переждать, ведь скоро это закончится.

— Ты играешь? — с удовольствием заметил Кирилл, касаясь синтезатора, а потом посмотрел на меня, будто я должен это подтвердить. — Ну да, глупый вопрос.

Я лишь обрадовался, что он не стал трогать нотную тетрадь, что не стал брать в руки вообще ничего, а спокойно прошёл к балкону и открыл дверь. Он знал, где он находился, он знал, что дверь просто так не открывается, знал, как нужно правильно повернуть ручку – похоже, здесь он действительно бывал.

С балкона повалил прохладный ветер. Я поёжился, а Кирилл наслаждался.

Очень странно, что, будучи с Марком хорошими товарищами, он не знал о его кончине. Даже если по какой-то причине они не виделись последнюю пару месяцев вживую, они должны были общаться в сети. Или нет? Не все зависимы от интернета.

Они были такими товарищами, которые редко пересекаются, но хорошо каждый раз проводят время и никогда не тоскуют по тому, что не могут видеться чаще?

Даже если так… я не хотел об этом думать, но думал, Кирилл не знал, в каком состоянии находился его «хороший товарищ»? Судя по тому, что до меня только донеслось, Марк сидел на игле очень плотно и не знать о его состоянии было тяжело. Если не знать, то догадываться.

Ощущение, будто что-то не вяжется.

Ощущение, которое стоит лишь на собственных догадках.

На всякий случай, пока Кирилл смотрел в окно, я сфотографировал его со спины и написал себе: «Кирилл. Знакомый Марка. Приходил три дня назад. О смерти не знал. Сегодня сидел у подъезда. Захотел зайти в квартиру».

Не уверен, что этого достаточно, к тому же не видно его лица, но общая информация есть. Если камеры в лифте на самом деле работают, то это не имеет значения.

Я отправил сообщение.

Иногда меня называют параноиком, но я предпочитаю перестраховываться.

— Тебе не холодно? — спросил Кирилл.

И не должен ли он был связаться с Марком, чтобы прийти?

Не смог связаться и поэтому пришёл?

— Нет, нормально. Что ты смотришь? — спросил раньше, чем подумал, что фотографию он мне уже показал и что я тоже иногда обращаю внимание на вид из окна. Просто спросил, чтобы по старой привычке поддержать ненужный мне разговор.

— Вот та-ам, на пересечении улиц есть знак для пешеходов, когда я видел его в последний раз, он был погнут, — кажется, дорожный знак его действительно интересовал. — Вроде был здесь вчера, а на деле – сам не помню, сколько меня здесь не было. Ностальгия берёт. Жаль, что не лето. — Или он действительно был увлечён воспоминаниями. — Тебе здесь нравится? — Кирилл повернулся ко мне.

Похоже, есть кто-то, кроме меня, кто видит в этой квартире не «место, где убили человека».

— Вполне, — сказал я, чтобы не повторять «нормально». Здесь всё было нормальным. Пожалуй, почти хорошим. — А тебя не смущает, что здесь убили твоего товарища? — Даже это сказать было проще, чем «пока» или «тебе пора уходить».

Кирилл застыл. Он не этого ожидал.

— Вот пока ты не сказал, я об этом не думал … — Он опустил голову и выдохнул. — Не шутишь, прямо здесь?

Если бы я решил шутить так плохо, я бы выбрал другую тему.

— Вроде как здесь, — я кивнул на пол, вроде как в этой комнате.

— Тебя самого это не волнует? — закономерный вопрос.

— Нет.

Теперь Кирилл смотрел на меня и улыбался так, будто думал, что я вру. Не договариваю. Красуюсь.

— И кошмары не снятся?

— И призраки не мучают.

Думаю, если бы я был, как мои друзья и знакомые, мне бы снились кошмары и призраки мне бы тоже мерещились. Потому что их это волнует, а раз волнует, то всем своим существом оно будет отзываться – казаться, пугать, тревожить. В какой-то мере это нормально: раз место такое, иначе вести себя оно не может. А выход из такого затруднительного положения в том, что нужно перестать приписывать месту те аспекты, которые лишь «кажутся», и взять за основу те, что есть в данный момент и с которыми ты непосредственно контактируешь.

С разбегу, конечно, сложно «перестать», но, скорее всего, возможно.

— Ты какой-то… слишком спокойный, — сказал Кирилл, а я согласился:

— Похоже на то.

— Сам так не думаешь?

— Наверное, не обращаю внимание.

— А, понял. А на что обращаешь? — Кирилл вышел с балкона и закрыл дверь. Как надо.

— На таких, — я замолчал. Не думая, начал, задумавшись, прекратил. Стал заложником собственных мыслей, которые не могу «прекратить». Да, это не так просто.

— На таких? — спросил Кирилл, подходя ближе.

— Наверное, ты уже понял, — я отвёл глаза, захотелось отойти.

— А если я понял не так? — его это повеселило.

— Значит, не так.

Он засмеялся. Мне стало неуютно.