Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— Всё же, — сказала Анна, — в дикой свободе этих собраний есть столько обрядов, оскорбляющих вкус и чувство приличия, что для меня они скорее противны, чем благотворны.

— Вы послушайте, ведь это говорит женщина, которая больше всего обращает внимание на приличие, — сказал Клейтон. — Бросьте только взгляд на предметы, которые окружают вас! Посмотрите на этот лес: сколько растений, неприятных для глаз, между этими цветами, этими виноградными лозами и купами зелени! Вы бы хотели, чтобы не было этого терновника, этих сухих сучьев и кустарников, растущих в таком изобилии, что заглушают иногда самые деревья. Вы бы хотели видеть одни только остриженные деревья и бархатный луг. Мне же нравится терновник, дикий кустарник, и сухие сучья, нравятся именно по своей дикой свободе. Взор мой не весело останавливается, то на диком жасмине, то на душистом шиповнике или виноградной лозе, которые вьются с такой грациозностью, что и самый искусный садовник не в состояния сделать что-нибудь им подобное. Природа решительно отказывает ему в этом. « Нет, — говорит она, — берегу это для себя. Ты не можешь иметь моей самобытной свободы, следовательно, ты не можешь владеть теми прелестями, которые из неё проистекают»! Тоже самое бывает и с людьми. Приведите какое-нибудь сборище простых людей в исступление, дайте им волю действовать по своему произволу, не стесняйте их и позвольте им говорят по внушению самой природы, и вы увидите в них и терновник, и шиповник, и виноградную лозу и всякого рода произрастания, вы услышите идею, подметите чувства, которые не обнаружились бы при всяких других обстоятельствах. Вы, образованные люди, находитесь в большом заблуждении, если презираете энтузиазм толпы. В пословице: vox populi, vox Dei, гораздо более истины, чем вы предполагаете.

— Что же это значит? — спросила Нина.

— Глас народа — глас Божий. В этих словах есть истина. Я никогда не сожалею, принимая участие в народном восторге, если он проявляется вследствие каких бы то ни было возвышенных чувств.

— Я боюсь, Нина, — вполголоса сказала тётушка Несбит; — я боюсь, что он принадлежит к числу неверующих.

— Почему вы так думаете, тётушка?

— И сама не знаю; но, мне кажется, потому что он говорят уж слишком просто.

— А вы непременно хотите, чтоб он говорил свысока: употреблял высокопарные слова?..

В течение всего этого времени, на месте, где Абиджа Скинфлинт устроил свой балаган, обнаруживалось особенное движение. Это был длинный, невысокий шалаш, сделанный из кольев и покрытый только-что сейчас срубленными, зелёными ветвями. Здесь из бочонка с виски постоянно истекала влага, утолявшая жажду посетителей, которые окружали балаган со всех сторон. Абиджа сидел за грубо устроенным прилавком, свесив ноги и кусая соломинку, между тем как его негр деятельно исполнял различные требования покупателей. Абиджа, будучи, как мы уже сказала, отъявленным кальвинистом, развлекал себя спором с толстым, маленьким, желтоволосым мужчиною, принадлежавшим к секте методистов.

— Славно же отделал вас сегодня Стрингфелли, — говорил он, — нечего сказать, метко попал!

— Ничуть не бывало, — с видом пренебрежения отвечал мужчина.

— Старый Баскум его совсем уничтожил: как будто его и не бывало.

— Странно, право, — сказал Абиджа, — как это люди смотрят на вещи; по-моему, в мире всё имеет своё назначение, всему есть предопределение. Уже одна мысль об этом доставляет человеку утешение. Всё делается так, как тому предназначено. Если в мире всё получило предназначение ещё до его сотворения, то ничего нет удивительного, если всё и идёт своим чередом. Но если бы всё пошло как хочется людям, то из этого вышла бы страшная неурядица.

— Мне не нравится сухая материя о предопределении, — сказал другой, очевидно принадлежавший к секте с более свободным и весёлым взглядом на жизнь. — Я стою за свободу желаний,— за свободу благовестия и свободу молитвы.

— С моей стороны, — сказал Абиджа с недовольным видом, — если б всё делалось по-моему, я бы слова не сказал тому, кто не верует в закон о переизбрании.

— Это потому, что вы, безусловно верующие в переизбрание, считаете себя в числе избранных! — сказал один из присутствующих. — Без этой уверенности вы бы не стали говорить так утвердительно. Если уж и в самом деле всё должно следовать предопределению, то скажите, каким бы образом помочь себе?

— Этот вопрос меня не касается, — сказал Абиджа. — У меня есть убеждение, от которого на душе как-то легко, — которое показывает мне всё в надлежащем своём свете, и притом же оно чрезвычайно удобно для каждого человека.

 В другой части поля Бен Дэкин сидел у входа в палатку свою, лаская одну из любимых собак, и разделяя полуденную трапезу с женою и сыном.

— Клянусь тебе, жена, — сказал Бен, отирая рот, — с этого времени я решительно намерен заботиться о своей душе. Из первых вырученных денег за поимку негров, я отдам половину на устройство собрания. А теперь пойду и стану в ряды защитников веры.

— Да, пожалуйста, Бен, держись подальше от Абиджи Скинфлинта, — сказала его жена.