Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

Мистер Бонни выступил на край эстрады и вместе с другим проповедником, такого же высокого роста и крепкого телосложения, не снимая шляпы, запел гимн, исполненный: воинственных звуков. Едва первые слова его огласили поляну, как различные группы разговаривающих повернулись к эстраде, присоединили голоса свои к голосам проповедников и устремились к месту богослужения. Пение продолжалось. По мере того, как толпа увеличивалась, выходя из отдалённых частей леса, поющие возвышали голоса свои и делали знаки приближавшимся, чтоб они торопились. В соединённом голосе многолюдной толпы всегда есть что-то необыкновенно торжественное. Дыхание, всходящее одновременно из груди такой массы людей в минуту энтузиазма, как будто заключает в себе частицу той загадочности и таинственности, которая скрывается в их бессмертной душе. Всё пространство перед эстрадой и отдалённые части леса, покрылись, по-видимому, одной волной звуков; всё, казалось, обратилось в море голосов, когда скоттеры и негры, свободные люди и невольники, владельцы, торговцы и охотники на негров, проповедники и миряне, одушевлённые одним и тем же чувством, соединили свои голоса в торжественный хор. Как будто электрический ток пробежал по всему собранию, когда оно, подобно шуму разъярившихся волн, запело последние строфы гимна. Приятель наш, Бен Дэкин, протеснился к эстраде, со слезами, катившимися по щекам, превзошёл всех других своими энергическими возгласами. За несколько минут перед тем он чуть-чуть не подрался с другим охотником на негров, который похвастался, что его свора лучшая свора на собрании; он дал сопернику обещание — разделаться с ним по окончании проповеди. И вот теперь, со слезами на глазах, он стоял перед эстрадой и пел с величайшим усердием. Как же мы должны судить об этом? Бедный, заблудившийся Бен! Не точно ли также считал он себя христианином, как и многие из его собратьев, которые, будучи поставлены выше его по образованию, наедятся перейти в вечность, сидя на мягких диванах Нью-Йоркских и Бостонских церквей, и под звуки органов торжественно дремлют в каком-то неясном, туманном убеждении, что они попадут прямо в царствие небесное? Сравнив Бена с ними, вы найдём, что он, всё-таки достойнее их; в нём, по крайней мере, говорит какое то неопределённое чувство, что он грешен и нуждается в спасении; нет даже никакого сомнения, что в то время, когда по щекам его текут горячие слёзы, он даёт себе клятву не дотрагиваться до виски, между тем, как более почтенным, дремлющим его собратьям не приходит и в голову того же самого относительно кип с хлопчатой бумагой. Там был и соперник Бена, Джим Стокс, человек угрюмый, грубый и вздорный. Он тоже присоединяется к хору и ощущает в глубине души своей, какое-то смутное, неопределённое сожаление, которое заставило его подумать: уж не лучше ли покинуть навсегда враждебные намерения против Бена? Что касается до Гарри, стоявшего тоже в толпе, то слова и напев гимна, слишком живо напомнили ему утреннюю встречу с Дрэдом. В минуты сильного гнева, человек, по-видимому, постигает вполне всю силу, которая таится в его груди, и при этом, если в его общественном положения есть что нибудь ложное и ненатуральное, то он её ощущает вдвойне. Мистер Джон Гордон в свою очередь поддался общему увлечению. Он пел с особенным одушевлением; и если б борьба, о которой упоминалось в гимне, была с каким-нибудь другим врагом, а не с его собственным эгоизмом и леностью, если б в эту минуту он мог помериться силами с действительным врагом, то без сомнения, не теряя времени, он принял бы на себя грозный вид и воинственную позу. По окончании гимна все, у кого были слёзы, отёрли их и скромно сели на места, чтобы слушать проповедь. Мистер Бонни говорил с одушевлением. Его речь уподоблялась тропическому лесу, изобилующему различными родами растений: она была то серьёзна, и в тоже время весела, то отличалась странными выражениями, то была слишком торжественна, то насмешлива до такой степени, что возбуждала всеобщий хохот. Подобно сильному ветру, сгибающему деревья, она увлекала за собой всех слушателей. В его речи не было недостатка ни в безыскусственном пафосе, ни в серьёзных увещеваниях. Собрание состояло из людей, принадлежащих к различным сектам диссидентов, но проповедники той и другой стороны принимали в нём равное участие. По этому они условилась не касаться тех спорных пунктов, в которых мнения их расходились. Между тем слушатели сопровождали каждую проповедь громкими восклицаниями. Около полудня служба окончилась, и слушатели рассеялись по своим палаткам, и начались взаимные посещения, угощения, и такие разговоры и попойки, как будто глубокое раскаяние и пламенные утренние молитвы происходили совершенно в другом мире. Дядя Джон, находясь в самом лучшем настроении духа, повёл своё общество в лес и усердно помогал выгружать корзину, в которой находилось вино, холодная дичь, пирожное, паштеты и другие лакомства, приготовленные тётушкою Кэти на этот торжественный случай. Старый Тифф раскинул палатку свою в премиленьком уголку, на берегу ручья, под тенью деревьев, где рассказывал каждому прохожему, что эта палатка принадлежит молодому господину и молодой госпоже, у которых Тифф находится в услужении. Желая доставить ему удовольствие, Нина избрала место для отдыха недалеко от Тиффа и от времени до времени обращалась к нему и его маленьким господам с ласковою речью.