Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— Неужели у тебя больше ничего нет к обеду? — спросил мистер Гордон громким, резким тоном, как будто недавно утихнувший гнев быстро к нему возвращался.

— Ничего, отвечала женщина.

— Что же вы ели вчера?

— Ничего.

— А третьего дня?

— Подобрали кой-какие кости у хижин ваших негров; да к этому нам подали кое-что из печенья.

— Чёрт возьми! Почему же ты не послала в мой дом попросить ветчины? Собирать кости и всякую дрянь около хижин! Чёрт знает, на что это похоже! Почему ты не послала ко мне. Неужели вы считаете мистрисс Гордон за собаку, которая кусает встречного и поперечного! Оставайтесь же здесь, пока я не пришлю вам чего-нибудь поесть. Слышите! предоставьте мне позаботиться о вас. И если вы намерены поселиться здесь, то надобно поправить хижину. Теперь ты видишь, — сказал он Гарри, садясь на лошадь, — что значит быть созданием с крючками на спине! Всякий, кто вздумает, может повиснуть на них! Дюран выгоняет от себя этих людей, Петерс тоже выгоняет, и что же из этого следует? Они отправляются ко мне, и селятся на моей плантации, потому собственно, что я добрый, старый дурак! Это, я тебе скажу, чертовски скверно! Они плодятся, как кролики! Не могу постичь, зачем Господь создаёт подобных людей? Вероятно, с какой-нибудь благою целью. У этих несчастных всегда груда детей; тогда как иные живут в изобилии и роскоши, до смерти желают детей,— и не имеют их, а если и появляются дети, то скарлатина, коклюш и другие болезни похищают их. Господи, Господи! В мире этом, во всём-то заметна страшная неурядица! Что-то я скажу теперь мистрисс Джи. Она — так я знаю, что скажет. Она скажет, что и всегда говорила, и что всегда будет говорить. Желал бы я, чтоб она сама посмотрела на них,— право, желал бы! Мистрисс Джи в своём роде прекраснейшая женщина — это не подлежит ни малейшему сомнению; но в ней ужасно много энергии. Для спокойного человека как я, это чрезвычайно утомительно, чрезвычайно тяжело! С другой стороны, не знаю, что бы я стал делать без неё? Уж как же она напустится на меня за эту женщину! А что станете делать? И то сказать, не умирать же ей с голоду. Холодный картофель и старые кости! Это ужасно! Таким людям не следовало бы, мне кажется, и жить на свете; но если они хотят жить, то должны есть, что едят христиане. Кажется, это идёт Джек... Зачем он не выгнал их до моего приезда? Он бы избавил меня от всех неприятностей. Отправляя меня в хижину, он знал, собака, что делает. Джек! Эй! Джек! Поди сюда!

Переваливаясь с боку на бок, Джек подошёл к своему господину, с видом глубочайшего почтения, из под которого весьма ясно проглядывали радость и самодовольствие.

— Вот что, Джек: возьми-ка ты корзину.

— Сию минуту, сэр! — сказал Джек, с дерзким видом полного понимания дела.

— Подожди, отвечать "сию минуту!", сначала выслушай и пойми меня.

Джек бросил на Гарри косвенный, невыразимо-комический взгляд, и потом выпрямился мистером , как вырезанная из чёрного дерева статуя покорности.

— Во первых, иди к твоей госпоже, спроси ключ от коптильни и принеси его мне.

— Слушаю, сэр.

— Во вторых, скажи мистрисс Джи, чтоб она прислала мне чего-нибудь мучного... хлеба, сухарей, булок и вообще, что есть печёного. Скажи, что я хочу отправить это в надлежащее место.

Джек поклонился и исчез.

— Пока он ходит, мы можем проехать по этой дороге. Мистрисс Джи, я знаю, напустится сначала на Джека, так что гнева её на мою долю останется незаметная часть. Как бы я желал, чтоб она взглянула на этих несчастных! Впрочем, Господь с ней! Ведь она-таки довольно добрая женщина! Одно только, что, по её мнению, бесполезно делать этим людям добро. И действительно с одной стороны она права, но с другое стороны, по словам этой же самой женщины, должен же быть и для них в мире какой-нибудь уголок. Ведь мир-то велик, я это знаю. Даже зло разбирает, когда подумаешь об этом! Почему не издадут закона присоединить их к неграм? Тогда по крайней мере у них будут люди, которые станут о них заботиться. Тогда мы стали бы что-нибудь делать для них, и была бы надежда поддерживать их, если не в совершенной безбедности, то по крайней мере не в нищете.

Гарри не чувствовал ни малейшего расположения отвечать за такие замечания. Он знал, что добрый мистер Гордон говорил это собственно для того, чтоб облегчить свою душу, и что он, за неимением подле себя живого существа, точно бы также свободно открыл своё сердце перед первым попавшемся ему на встречу каштаном. Поэтому он дал мистеру Гордону полную свободу высказаться, и потом уже заговорил с ним о предметах, более близких к его сердцу. В одну из пауз, ему представился случай сказать:

— Мисс Нина прислала меня сюда сегодня поутру.

— Ах, Нина! Моя прекрасная, маленькая Нина! Да благословит её Небо! Так она тебя прислала? Почему же не приехала она сама, утешить и порадовать сердце старого дяди? Нина, я тебе скажу, Гарри, прелестнейшая девушка во всём нашем штате.

— Мисс Нина находится в самом затруднительном положения. Вчера вечером приехал мистер Том в пьяном виде, и сегодня так сердит и так сварлив, что она решительно не знает, что с ним делать.