Дредноут по имени Никки (СИ)

И я пью, ощущая, как дрожь отступает, наполняя мышцы злой бодростью. И дышится совершенно по-новому. И движения объёмов воздуха ощущаются как-то иначе. Словно там, в саркофаге -- выросло новое тело, которому открыты совершенно иные горизонты. И у которого жизнь только начинается.

-- Капитан, -- прижав кружку к груди, с благодарностью киваю Владе, набросившей на мои плечи халат. -- Кто я?

Китаянка, наклонив голову к плечу, смотрит на меня совершенно непроницаемым взглядом.

-- Линкор "Император Николай Первый", кто же ещё? Не без странностей, конечно, но не особо выбивается за пределы нормы.

-- В смысле?

-- В том смысле, что, если верить показаниям сканера, вместе с дредноутом погибло несколько тысяч человек. При официальных -- шестистах семидесяти двух добровольцах, поднявшихся на его борт.

А воспоминания той жизни, колыхнувшись, словно подсвечивают призрачные фигуры. Старпом, прячущий усталую улыбку в усы, наваливается на кремальеру, с которой не справиться искалеченному живому. Младший матрос в робе образца середины прошлого века, подпирающий спиной бронезаслонку -- и по сотым долям миллиметра помогающий механизму сдвинуть её с заклинивших направляющих. Канонир, встретивший победу в далёкой Первой мировой -- и помогающий наводить орудие. Командир, почерневшей от гари рукой гладящий металл развороченной рубки -- и шепчущий с каждой секундой слабеющим голосом кораблю что-то нежное и успокаивающее, приободряющее -- как искренне и трепетно любимой женщине... Механики, радисты, минёры, матросы, навигаторы... Тысячи лиц. Тысячи жизней. Тысячи судеб. Перед глазами несётся нескончаемая вереница лиц -- тех, кто в разные годы отдавал себя, а то и свою жизнь кораблю -- тех, кто пришёл, чтобы вместе с ним принять последний бой.

-- Всё в порядке, капитан, -- и плотно поджатые губы ломаются мрачным, хищным оскалом. -- Со мной -- все мои мёртвые.

Главный калибр как частный случай конституции

Остаток дня лихо смазался в нечто типа "моргнул -- уже утро", только всё уложилось в момент разом повисших на мне сестёр, радостно что-то щебечущих на инопланетном медицинском языке, а после этого приятного приёма из недр саркофага -- как-то вдруг совершенно внезапно обнаружил себя уже в комнате, растирающим медленно сохнущие волосы и пялящимся в низкие предгрозовые облака.

При взгляде на тёмные массивы грозового фронта по языку начинал скользить странный металлический привкус, словно старательно вылизываешь не до конца разряженную батарейку "Крона". Металл и пощипывания. Забавно.

Свирь, увлечённо читающая какую-то книгу без опознавательных знаков на обложке, потянулась и, положив чтиво на живот, повернула голову ко мне.

-- Очнулась?

-- Вроде... Что это было?

Девушка, хмыкнув, вновь потянулась:

-- Физиологически -- лёгкий шок, психологически -- порог осознания и принятия.

-- А если по-пролетарски, без умных слов?

Карина, сладко зевнув, повернулась на бок:

-- Ты приняла своё воплощение. Без гнева, отрицания, торга и прочей белиберды, свойственной психопрофилю обычного среднестатистического человека. И, -- поспешила продолжить госпитальер до того, как я произнесу хотя бы слово, -- нет, это не оскорбление и не предъявление тебе обвинений в психопатологии. Девы Флота -- не человеки, как бы схоже не выглядели.

-- Да тут у любого хуманса фляга протекать начнёт, окажись он на нашем месте... Но ладно, -- пощупав волосы, с недовольством обнаружил, что их ещё сушить и сушить. -- У меня как-то всё в точку сжато с момента выхода из капсулы... Вы чего на мне повисли-то?

-- А что? -- серо-зелёные глаза хитро поблескивают, на губах играет совершенно не интерпретируемая улыбка. -- Неприятно?

Чувствуя, как щёки начинают гореть, невозмутимо выдал:

-- Да вовсе наоборот. Неприятен, разве что, тот факт, что сам ничерта не помню. Обидно это, когда тебя такие милые создания тискают, а ты из этого только самые первые секунды помнишь.

-- Ерунда, -- хмыкнула Карина, старательно изучая потолок и делая вид, что это не смущение красит её щёки, а просто в комнате слегка душно.

-- Ладно, -- поняв, что от Свири сейчас вряд ли чего-то большего добьюсь, быстро сменил тему: -- Влада сказала, что ты можешь рассказать о Китобойце... И о том, какое отношение он имеет ко мне.

-- Не он, -- фыркнула Карина и в одно плавное движение села. -- Она. Евгения, воплощение базового тральщика Китобоец. Гроза всех Дев Школы Шикотан, любвеобильная аватара, совершенно не имеющая инстинкта самосохранения... Ей, по факту, в открытую воду вообще нельзя выходить... Но Женю это никогда не останавливает.

-- А я при чём?

-- Судя по тому, что показывала аппаратура при твоём сканировании, у тебя ментальная сигнатура общего психопортрета очень близка к аналогичным у Китобойца, Хорнета, Шернхорста, Аквиллы и ещё около сотни Дев Флота. То есть, вы почти поголовно воспринимаете себя мужчинами, даже не смотря на явное несовпадение когнитивных схем и анатомической составляющей.