Мои руки дрожали, когда я взяла кольцо для Хейрона. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от него. Хейрон улыбнулся и протянул левую руку. Задержав дыхание и больше всего опасаясь, что выроню кольцо, я надела его на указательный палец и тут же убрала руку.
Хейрон в свою очередь не торопился. Он взял мою левую руку в свою и медленно надел кольцо на палец. Руки его были теплые, мягкие и одновременно решительные. Не успела я двинуться, как он прижал мою руку с кольцом к губам и тут же отпустил. Сердце у меня затрепетало где-то в горле.
Ния Бернел разразилась поздравлениями, к ней присоединился ее муж и мой дядя.
– Теперь позвольте предложить зеннонское красное, старого урожая, после чего я буду готов показать вам наш дом, – голос дяди прозвучал еще суше обычного, словно он присутствовал не на помолвке, а на Всеобщем Совете городов Серры.
При упоминании вина Огаст Бернел заметно оживился и первым последовал за дядей к небольшому столику у дивана, где в специальной оплетке с геррионом дожидалась прохладная бутылка, теснились бокалы и тарелки с закусками.
Кольцо на пальце казалось чужеродным, непривычным, а место поцелуя до сих пор горело, и я держалась от жениха на некотором расстоянии, не особо представляя, как теперь себя вести.
К счастью, после нескольких тостов мы покинули кабинет и отправились вниз, где дядя представил Бернелов Нелле. По тому, как Ния Бернел оглядела Неллино любимое лавандовое платье, и взгляду, который подарила ей в ответ Нелла, мне показалось, что в лице друг друга они встретили достойных соперниц. Если бы не волнение, я бы почувствовала легкое злорадство.
Знакомство с домом решили начать снаружи: дядя с Огастом Бернелом шел впереди и сжато, безэмоционально рассказывал об истории дома, архитектурных особенностях и штате слуг. За ними следовала Ния Бернел и слегка раздраженная Нелла. Мы с Хейроном замыкали процессию.
По настоянию дяди после свадьбы мы с Хейроном должны были остаться жить здесь, в этом доме. В глубине души я была дяде за это чрезвычайно благодарна: одна мысль о том, чтобы жить в чужом доме с чужой семьей меня пугала.
Незаметно Хейрон замедлил шаг.
– Признайся, когда ты услышала мое имя, сразу же нарисовала себе беднягу Хейрона с поднятыми ушами и грустным-прегрустным взглядом.
Кровь прилила к моим щекам, и Хейрон слегка улыбнулся.
– Когда отец давал мне это имя, скорее всего он не представлял, что в Музее истории одноклассники будут просить меня встать рядом с портретом этого разнесчастного пса и выискивать сходство. Правда, я позволил им это сделать всего один-единственный раз. Как оказалось, некоторые из мальчишек походили на этого пса гораздо больше.
Хейрон усмехнулся, и в его глазах блеснуло что-то жесткое и голодное. Он продолжил, как ни в чем ни бывало:
– Зато сейчас, когда я представляюсь, все видят во мне законопослушного гражданина, олицетворение верности Зеннону. Они видят…
– То, что хотят увидеть, – неожиданно для себя закончила я.
– Именно, – Хейрон, казалось, не удивился, что я его перебила. – Думаю, что касается имен, ты можешь понять меня лучше, чем кто-либо другой.
Отчего-то от мысли, что красивому, уверенному в себе Хейрону тоже приходилось мириться с собственным именем, мне стало легче. Значит, я не одна такая.
Какое-то время мы шли в молчании, сопровождаемые громким голосом Огаста Бернела, которого зеннонское белое привело в хорошее расположение духа, монотонными репликами дяди и несмолкаемым журчанием Нии Бернел и Неллы, которые, судя по всему, сошлись в пренебрежении к альвионской моде. Наконец Хейрон сказал:
– Эта помолвка для нас обоих неожиданна. Но я надеюсь, что в твоем сердце найдется для меня место. В свою очередь я чрезвычайно рад, что у меня такая прекрасная невеста.
Хейрон мягко взял меня за руку и посмотрел прямо в глаза, так, словно видел там что-то, чего не видел никто другой. Смущенная, я зарделась и опустила взгляд. Мы продолжили осмотр дома изнутри, и Хейрон, словно вознамерившись преодолеть неловкость, развлекал меня историями о приятелях-студентах, о праздниках и прогулках – так, что я почувствовала, что мы с ним давным-давно знакомы.
Наконец мы поднялись на третий этаж, туда, где, на противоположной от моей комнаты половине, мы с Хейроном должны были жить после свадьбы. Хейрон с улыбкой осматривал наши будущие комнаты, а меня вдруг пронзило осознание того, что я стою под руку с совершенно незнакомым человеком – человеком, который через месяц полностью и бесповоротно должен будет войти в мою жизнь.
И я была не уверена, что готова к этому.
Теперь почти каждый день Хейрон заезжал за мной, и мы, в сопровождении Неллы, отправлялись гулять по городу, иногда – на концерты и спектакли. Раз в неделю мы ужинали с родителями Хейрона, и с каждым разом Огаст Бернел оттаивал ко мне всё больше и больше. Хотя, возможно, в этом была заслуга дядиного винного погреба.