Дремеры. Изгнанники Зеннона

Втайне я была рада, что официальность обстановки не позволяла Нии Бернел заключить меня в объятья, что она несомненно бы сделала, – чтобы поближе посмотреть на мамино голубое платье, которое ушили для свадьбы, на вышитый кошелек, полный денежных камней, и на свадебную тиару, подвески которой серебристыми ручейками сбегали мне на плечи и спину. Моей будущей свекрови пришлось ограничиться восхищенным взглядом, который не пропустил ни одну жемчужину в тиаре и подвесках и задержался на крупных голубоватых жемчужинах в серьгах.

Огаст Бернел преподнес свои комплименты самым теплым тоном, которым до сих пор ко мне обращался, и меня кольнуло подозрение, что после свадебного обеда он мог оттаять и до «душечки».

Когда ко мне приблизился Хейрон, я почувствовала в толпе движение, словно все взгляды невольно обратились к нему. И было понятно, почему. На солнце светлые волосы Хейрона отливали золотом, свадебный костюм сидел как влитой, а его насыщенный синий цвет подчеркивал голубые глаза Хейрона, делая их еще выразительнее. Мой жених был по-настоящему красив.

Хейрон поклонился мне и улыбнулся, не сводя с меня пристального взгляда. В отличие от матери, и платье, и тиара ему были мало интересны, – он смотрел на меня, на мои подкрашенные карминовой помадой губы, на открытую шею.

Мои щеки начал заливать румянец, и я была как никогда рада, когда к нам стали подходить с приветствием гости. Когда к нам приблизился Утешитель Йенар, бросающийся в глаза в своей небесно-голубой форме, я заставила себя смотреть чуть в сторону, чтобы не встречаться взглядом с Кинном, который подошел со своим опекуном.

Наконец, к нам вышла Мать-Служительница в жемчужно-серой мантии. С седыми, убранными в тугую прическу волосами, с добрыми морщинками вокруг глаз, главная Служительница отдаленно напоминала саму Серру, по крайней мере, как ту изображали. Я еще раз порадовалась, что сегодня был день Сестер, а, значит, очередь служить принадлежала Служительницам. Большая часть дней была посвящена Братьям, и службы велись Служителями, а Отец-Служитель всегда казался мне чересчур суровым и строгим.

Мать-Служительница поприветствовала нас и сообщила, что всё было готово. Теперь была наша с Хейроном очередь. По традиции, до начала церемонии бракосочетания жених и невеста, каждый по одиночке, приносили молитвы: жених – Зеннону, невеста – Дее. Хейрон улыбнулся мне и поднялся вслед за Матерью-Служительницей в верхний храм, где располагался алтарь Зеннону. За ним потянулись уже прибывшие гости. Дядя вместе с Неллой остался встречать у входа остальных гостей. Я же, в сопровождении одной-единственной немолодой Служительницы, сестры Аннеки, спустилась вниз.

Храм был вытянут, как корабль, на котором Серра и Иалон пересекли Штормовые моря, и по синему широкому ковру, который скрадывал наши шаги, мы прошли мимо закрытых дверей, за которыми находились разные храмовые помещения – трапезная, учебные кабинеты, ризница, книжницкая, кабинеты главных Служителей. По левую руку, между двумя учебными кабинетами, мы оставили лестницу на второй этаж, по которой мне предстояло потом подняться.

Сестра Аннека довела меня до двустворчатых деревянных дверей, ведущих в придел Деи, и, улыбнувшись, оставила меня одну.

Я открыла дверь, и на меня пахнуло запахом благовоний – древесным, теплым, чуть горьковатым – после сегодняшней недавней службы. Я закрыла за собой дверь, и сердце сразу же забилось спокойнее. В приделе было тихо, мерцали свечи. Я прошла по сине-голубому ковру к алтарю Дее, где сквозь круглые витражные окна лился цветной свет.

В отличие от Садов, здесь статую Деи украшали одежды благородной дамы, а в сложенных лодочкой руках голубоватым куском льда переливался нефрилл – один из камней, которые пробудила сама Дея, и который до сих пор избавлял даже от сильной головной боли, стоило к нему прикоснуться.

Прежде чем встать на колени и произнести положенную молитву, я сняла с руки кошелек. На свадьбу было всегда принято приносить пожертвования, но, когда я назвала сумму Нелле, та в изумлении подняла ухоженные брови, однако, спорить не стала. Не колеблясь, я высыпала все йармины в ящик для пожертвований, где в основном лежали мелкие серебряные монеты и фиолетовые рандии в серебряных оправах.

Я надеялась, что после такого щедрого пожертвования мне станет легче, что воспоминания о рыжеволосом Тэне и его матери перестанут так остро колоть меня. Я много раз думала о том, чтобы обратиться к Служительницам, которые бывали в рабочих кварталах, описать семью Тэна и передать деньги, но всякий раз останавливалась. Как я объясню, откуда узнала об этой семье? Как объясню, почему не помогла им лично? Меня обозвали бессердечной, но всё было куда хуже, – я была трусихой. И теперь, глядя на йармины в золотых оправах, которые алели сверху ящика, напоминая пролитую кровь, я была не уверена, что так легко смогу купить свое спокойствие.