Дремеры. Проклятие Энтаны

– Я был у них на свадьбе, а после, когда ты родилась, навестил их с поздравлением. Помню, когда узнал, как тебя решили назвать, я спросил Эрена: «Используешь слова клятвы для имени, прочишь ей будущее великой камневидицы?»

– А он? – тихо спросил я.

Дядя взглянул мне прямо в глаза.

– Он рассмеялся и ответил: «Нет, просто хочу, чтобы она никогда не забывала, что это имя дал ей отец».

Мое горло перехватило, а на глаза набежали слезы.

Отец…

– Он бы гордился тобой, я в этом не сомневаюсь. И… я хотел спросить тебя, – в голосе дяди послышалась неожиданная робость. – Я знаю, что из меня вышла скверная замена твоему отцу, но ты позволишь мне и дальше считать себя твоим дядей?

Я вытерла слезы, побежавшие по щекам, и с улыбкой сказала:

– С радостью.

* * *

Через неделю, когда я достаточно окрепла для прогулок, я обратилась к дяде с просьбой, которая давно лежала у меня на сердце. Он молча выслушал меня и сказал:

– Нет, я не могу тебе этого позволить, Вира. – Видя, что я готова оспорить его решение, дядя продолжил: – Я понимаю, чем вызвано твое желание посетить семьи изгнанников, но пойми: родственники уже давным-давно с ними простились. Твой визит лишь внесет смятение в их жизнь, надо ли бередить эти раны?

– Но… мне хотелось помочь им… Если бы не Олеа, я давно была бы мертва.

– Я велю навести справки и, если их родственники нуждаются, распоряжусь выделить необходимые средства.

– Спасибо, дядя.

Мне пришлось признать его правоту. Что я могла принести родным Олеа, Ланды, Тарины и Вэльда, кроме новой боли? Однако несколько визитов я была намерена нанести, и в этом дядя хотя и не сразу, но уступил.

Первой я навестила младшую сестру Нери-Эрики – Ина́ру Торнн.

Они на самом деле были похожи – те же темные глаза и волосы, – но Инара казалась более хрупкой. Возможно, когда-то она и была легкомысленной девушкой, позволившей себя обмануть. Однако теперь было видно, что на ее долю выпало достаточно испытаний – взгляд ее был серьезным и сдержанным.

И всё же выдержка отказала ей, когда я призналась, что видела ее сестру в изгнании. А услышав от меня историю целиком, она горько разрыдалась.

– Эрика… Я так перед ней виновата…

Когда она немного успокоилась, я спросила, выплатила ли она займ, взятый под именем сестры.

– Нет, – краснея, ответила она, – еще осталась часть.

– Тогда позвольте мне выплатить его.

Она уставилась на меня, часто моргая, и даже перестала всхлипывать.

– Но… зачем вам?..

– Я в долгу перед Эрикой, – твердо сказала я, стараясь не думать о том, что если бы не я, то она не стала бы жертвой Теней, осталась бы жива и помогла бы своей сестре. – Пожалуйста, позвольте оказать вам поддержку.

Долгую минуту Инара смотрела мне в глаза, потом с чувством произнесла:

– Благослови вас Серра!..

От второго визита дядя отговаривал меня дольше всего.

– Этим людям, – с непривычной эмоциональностью сказал он, – ничего, кроме денег, от нас не нужно. А их они уже получили предостаточно.

– Хейрон был их сыном, – тихо возразила я, – они имеют право знать, где на самом деле он похоронен.

Утешитель Йенар, вернувшись после стычки с Амри в Зеннон, представил всё таким образом, будто Каратели, расследуя исчезновение Псов, были вынуждены преследовать Волков и попали в засаду, где, окруженные многочисленными разбойниками, приняли бой и смерть. Для Бернелов их сын сгинул где-то в Черном лесу.

В конце концов я отправила Бернелам письмо с просьбой о кратком визите. Получив ответ, я не сразу решилась его прочесть: размашистый почерк Бернела-старшего пронзительно напомнил мне о другом его письме, которое поменяло мою судьбу столько месяцев назад.

Огаст Бернел писал, что они с радостью меня примут.

До этого я была у Бернелов лишь однажды – дядя под всеми возможными предлогами устраивал так, чтобы именно они наносили нам визиты: видимо, для него было невыносимо выслушивать Ни́ю Бернел, которая у себя дома становилась в разы более восторженной и словоохотливой.

Когда меня проводили в гостиную, я непроизвольно замерла на пороге: как и сам особняк, убранство комнаты было слегка кричащим – начиная от насыщенно-бордового цвета обоев и обивки мебели и заканчивая ярко расписанными вазами и вышитыми подушками на диванах, – но не это привлекло мое внимание.

Над широким камином в золоченой раме висел портрет Хейрона.

Чувствуя, как учащенно забилось сердце, я медленно к нему приблизилась: мой бывший жених был изображен в зеленой форме Академии камневидцев – он сидел с горделивой осан-кой, а его голубые глаза улыбались. Но больше всего меня поразил его цветущий вид – я запомнила его изможденным, с кровью, засохшей в светлых волосах, в черной униформе Карателя. Вероятно, Хейрон заказал этот портрет еще перед нашей свадьбой – для выпуска из Академии.

Я сморгнула набежавшие слезы. Пусть для всех он останется именно таким.

– О, дорогая!..