Что-то я не припоминаю никаких обещаний, в которые включался бы ночной звонок с пересказом кошмарного сна, однако из дипломатических соображений об этом не стоило говорить, посему я оставил утверждение без комментариев.
— Извини, Деб, — сказал я. — Я просто не мог подумать, что из этого что-нибудь получится. Просто… предчувствие, что ли…
Естественно, у меня и в мыслях не было попытаться объяснять это через парапсихологию даже такому близкому человеку, как Деб. Да мне этого и не хотелось. В голову пришло совсем другое.
— Ты лучше мне помоги. Что сказать, если они решат спросить, зачем это я катался там на машине в четыре утра?
— А Лагуэрта уже опрашивала тебя?
— Всесторонне и исчерпывающе. — Меня даже передернуло.
На лице Деб появилось раздраженное выражение.
— И она не поинтересовалась. — Не вопрос — утверждение.
— Убежден, что у детектива Лагуэрты много забот, — ответил я, умолчав о том, что часть этих забот, очевидно, касается меня. — Но рано или поздно кто-нибудь поинтересуется. — Я посмотрел туда, где она возглавляла операцию. — Возможно, это будет сержант Доакс, — добавил я не без страха.
— Он порядочный коп, — кивнула Деб. — Ему бы только чуть поменьше спеси.
— Спесь — это, может быть, единственное, что у него есть, — возразил я. — Но по какой-то причине он меня не любит. И спросит о чем угодно, если решит, что этим загонит меня в угол.
— Тогда скажи ему правду, — заявила Дебора с невозмутимым видом. — Но сначала скажи ее мне. — И она снова ткнула меня в то же место.
— Пожалуйста, Дебора, ты же знаешь, какая у меня нежная кожа.
— Не знаю, — ответила она. — Но чувствую, что начинаю узнавать.
— Такое больше не повторится, — пообещал я. — Это было просто какое-то ночное вдохновение, Дебора. Что бы я тебе сказал, если бы позвонил, а дело обернулось бы ничем?
— Но оно не обернулось ничем. Как раз наоборот! — Еще тычок.
— Я и правда не был уверен, что так случится. И я бы чувствовал себя последним придурком, если бы втянул тебя.
— А теперь представь, как бы я себя чувствовала, если бы он убил тебя.
Вот так сюрприз! Мне трудно даже начать представлять, что бы она почувствовала. Сожаление? Разочарование? Гнев? Боюсь, все эти штуки выше меня. И я просто повторил:
— Прости меня, Деб. — А потом, как неунывающая Поллианна[17]
, которая в любом деле находит светлые стороны, добавил: — Но, по крайней мере, там был фургон-рефрижератор.Она моргнула:
— Там был фургон-рефрижератор?
— Ох, Деб, они тебе не рассказали?
Тычок.
— Черт возьми, Декстер! — зашипела она. — Так что же фургон?
— Был фургон-рефрижератор, — произнес я, несколько сконфуженный ее настолько эмоционально обнаженной реакцией и, конечно же, тем фактом, что столь симпатичная женщина выбивает из меня все это дерьмо. — Он сидел за рулем фургона-рефрижератора. Когда бросил мне голову.
Дебора схватила меня за руки и уставилась прямо в глаза.
— Иди ты… — наконец смогла сказать она.
— Как скажешь.
— Господи Иисусе… — произнесла Дебора, глядя в пространство и, очевидно, видя свое повышение по службе, проплывающее где-то у меня над головой.
Она, скорее всего, собиралась продолжить, если бы в этот момент Эйнджел-не-родственник не подал голос, перебивший гул, висящий над ареной.
— Детектив? — крикнул он, вертя головой в поисках Лагуэрты.
Голос звучал странно, словно в беспамятстве, как вскрик полузадушенного человека, не привыкшего громко говорить на людях. В помещении сразу же стало тихо. В интонации были одновременно и шок, и триумф: я нашел что-то важное, но — о господи!
Все глаза повернулись в сторону Эйнджела, а он показывал вниз, на сидящего на корточках лысого мужчину, который медленно и осторожно что-то вынимал из верхнего пакета.
Мужчина наконец вытащил эту штуку из пакета, неловко держа, уронил, и она покатилась по льду. Он потянулся за ней, поскользнулся и поехал по льду вслед за поблескивающей штуковиной, пока их обоих не прибило к борту. Трясущейся рукой Эйнджел дотянулся до нее, схватил и поднял, чтобы всем нам было видно.
Внезапно воцарившаяся в помещении тишина была благоговейной, захватывающей и прекрасной, как ошеломляющий взрыв аплодисментов после того, как с гениального произведения сняли покрывало.
Это было зеркало заднего вида с фургона-рефрижератора.
Глава 11
Огромное одеяло оглушительной тишины висело над ареной всего мгновение. Затем гул голосов приобрел новый оттенок — люди старались увидеть, объяснить, обсудить.
Зеркало. Что, черт возьми, это означает?!
Хороший вопрос. И хотя такой поворот событий очень тронул меня, никаких спонтанных теорий о том, каково его значение, у меня не появилось. Так иногда бывает в большом искусстве. Оно воздействует на тебя, а ты не можешь объяснить как. Глубокий символизм? Тайное послание? Мучительная мольба о помощи и понимании? Невозможно ответить. Впрочем, для меня это и вовсе не первостепенно. Я хотел надышаться всем этим. Пусть другие беспокоятся, как зеркало оказалось здесь. В конце концов, могло просто выпасть, и он решил выбросить его в первый подвернувшийся мешок для мусора.