Древесная магия партикуляристов

И обе жрицы, молодая и юная, воздев руки к небу, завели благодарственный гимн Богу Разума.

Глава 33. Откровения последней инстанции

…люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.

Т. Марофилл, «О долге правителя»

Суета и погромы Большого Квеста застали Рютгера Марофилла за его обычным времяпрепровождением: он плел интриги. Собственно говоря, в силу особенностей происхождения, воспитания и личных наклонностей Рютгер Марофилл плел интриги в любое время дня и ночи. Даже во сне он никогда не прекращал обдумывать изящные многоступенчатые комбинации, далекоидущие ходы, предполагаемые мотивы всех вовлеченных действующих лиц и прочее, прочее, прочее — до тысячи наименований!

Другое дело, что герцог далеко не всегда воплощал свои грезы на практике. Несмотря на столь трагически прерванную художественную карьеру, он навсегда остался человеком искусства, а значит, понимал, что любой воплощенный замысел немедленно теряет три четверти своей прелести. С неизменной задумчивой и мягкой улыбкой бывший королевский советник, нынешний глава Следопытов Короны наблюдал, как мимо него проходит медленный, многокрасочный поток жизни, наполненный удивительнейшими нереализованными возможностями… Возможностями всего, чего угодно: и величайшего ужаса, и величайшего блага.

Рютгеру отрадно было осознавать, что и то и другое никогда не выйдет за пределы хрупкой реальности неосознанного.

Мир нравился ему несовершенным, ибо только такое утешение осталось этому человеку.

Итак, возвращаясь к нашему повествованию: старший Марофилл как раз находился в гостях у Главного Казначея и пытался окольными путями выведать у него состояние государственной казны. Окольные пути заключались в том, что Рютгер, покачивая в тонких пальцах бокал красного вина, задумчиво рассуждал о поэзии. На каждой второй или третьей фразе казначей нервно вздрагивал, поправлял потными пальцами воротник рубашки и бросал на Рютгера полный ужаса взгляд, забывая совершенно и о своем недопитом бокале белого лоодийского, и о блюде с любимой своей закуской — засахаренными креветками.

«Дьявол, сущий дьявол… — думал господин Онегельд, сопровождая эволюции Рютгера по комнате остановившимся, неживым взглядом. — Какие ветры принесли его сюда и заставили, страшно подумать, цитировать Барда, да еще „Поэму ужасов“! Неужели… неужели он что-то подозревает?! И ведь не выгонишь, о нет, никак нельзя выгнать, потому что если все-таки…»

— …Взгляните на изящество этих строк! Какое равновесное сочетание гласных и согласных во фразе… «Все невиновные будут устранены»… нет, вы только послушайте, одной ее, воистину, хватило бы, чтобы обеспечить Барду место в стане бессмертных богов! Да, так теперь не умеют писать, совсем не умеют…

«Это намек! Точно, намек!» — думал казначей, и отчаянно шарил глазами по комнате, ища выхода… Выхода не находилось: разве что ударить графа Марофилла по голове тяжелой фарфоровой вазой. Но увы: руки у казначея были слишком коротки и росту не хватило бы.

— «Я собрал все богатства земные, бросил демонам темных копей, чтоб согнуть меднокожие выи жесткосердных и гордых царей…» Не правда ли, это гениально, мой дорогой?.. Какой вызов, какой протест против действительности мы можем слышать в этих строках!

«Что он от меня хочет?.. — думал господин Онегельд, нервно сминая серебряные пластины пояса. — От меня-то — что?! Я тут вообще слева, и ни при чем, и какие тут интриги, никогда не умел, помилуйте, всегда пытался, но мозгов не хватало, мне бы лучшие циферки, милые, хорошие циферки… и зачем я вообще в это влез, говорила же мама, иди в армию! Был бы сейчас генералом… или просто бы убили, но это лучше, это же невозможно, как сейчас жилы тянут!»

— А вот моя любимая строфа… — Рютгер мечтательно вздохнул и затянулся верным маком. — «Я обрушу на них горечь ада и льда, буду в белом весь и знаменит! Чья бы кровь ни была на руках — ерунда! Мне бессмертие вечность сулит!» Вы вслушайтесь, какой чеканный ритм!

«И про ад знает! Пощады!» — на этой мысли казначей чуть не сполз с кресла и не упал перед Рютгером на колени.

Но тут за окном бухнуло, грохнуло и столб света уперся в безразличные небеса где-то в районе исторического центра.

— Однако, это немного неожиданно… — растерянно произнес Рютгер. — Так рано?.. Аналитики леди Алисы клялись и божились, что еще неделю…

— Расскажу! — казначей все-таки осуществил затаенное желание своего сердца, упал на пол и подполз к Рютгеру, хватаясь за край его белого плаща. — Все расскажу, только не мучьте меня! Не терзайте!

* * *