Древнеарийская философия том 1 и том 2

Представители современной науки вынуждены признавать, что «свет истины более не освещает нам путь, по которому следовало двигаться»¹¹. К их великому огорчению, «вместо единой, вызывающей общее восхищение и одинаково приемлемой для всех математической науки, доказательства которой считались наивысшим достижением здравого смысла, хотя порой и нуждались в коррекции, мы теперь имеем различные конфликтующие между собой подходы к математике»¹².

Данный кризис носит глобальный характер, и не огранивается одной математикой. Не лучше дела обстоят и в физике, где в своё время «как и «чистые» математики, физики-теоретики на рубеже XXв. были преисполнены гордости за достигнутые успехи, и состояние физических теорий не вызывало у них беспокойства»¹³.

Однако, «безмятежное спокойствие, царившее в физике на рубеже нашего века (то есть, XX в. – прим. автора), было затишьем перед бурей»¹⁴. И, когда гранула буря, начались такие неприятности, что спрашивать у приверженцев ортодоксальной физики о том, «как у них идут дела» стало даже признаком неприличия.

Для того, чтобы показать, насколько тяжёлым был пережитый тогда шок, нужно посмотреть от каких прежних достижений сионистам пришлось отказаться. Для наглядности, лучше всего привести конкретный пример.

Видимо, одним из наиболее наглядных впечатляющих эффектов здесь может быть чисто теоретическое предсказание существование Нептуна. Для своего времени оно являлось невероятным потому, что «в телескопы того времени Нептун был едва различим, и вряд ли его удалось бы заметить, если бы астрономы не искали планету специально, руководствуясь теоретическим предсказанием»¹⁵.

Положение Нептуна было рассчитано независимо друг от друга молодыми тогда ещё астрономами Адамсом и Леверье. Предсказаниям Адамса никто не внял, но Леверье удалось довести свою точку зрения немецкому астроному Галле.

В итоге, «письмо от Леверье Галле получил 23 сентября 1846 г. и в тот же вечер обнаружил Нептун всего в 52 дуговых секундах от места, указанного Леверье»¹⁶. Ну, и «как можно было сомневаться в правильности астрономической теории, позволяющей делать столь поразительные предсказания? (точность предсказаний составляла одну десятитысячную процента!)»¹⁷.

Разумеется, даже вынужденный отказ от подобного наследия был революционным шагом. И, всё-таки, обсуждаемые «изменения не столь беспрецедентны, если проследить всю долгую историю развития естествознания с античных времён до создания классической механики Ньютона, работ Лагранжа и Лапласа»¹⁸.

В своё время «пересмотры аристотелевской и схоластической механики и птолемеевой астрономии были в своё время не менее революционны»¹⁹. Конечно же, явились они следствием сокрытия истинных знаний о Мироздании или древнеарийской философии и были совершены под давлением обстоятельств.

В который раз на грабли. И всё же последний шок был, во всяком случае, по мнению автора, самым сильным. Подобное происходило от осознания научным сообществом явной несовместимости величия своих достижений и постоянного обнаружения в них логической несовместимости составляющих их отдельных положений.

Вдобавок, возросла глубина проникновения в предмет, и наличие там парадоксов в подобной ситуации не могло не тревожить. Например, «с самого начала было признано, что квантовая механика допускает отклонения от положений классической логики»²⁰, хотя они обе применяются для описания Мироздания.