Древнее зло в кресле босса

Бульдозерист Гриша, явившись в столицу и обладая всего лишь документами и небольшой суммой наличности, точно знал, что на дне не останется. Есть такая судьба – никогда не быть на дне. Суперважная сила, бо́льшая, нежели бессмертие или умение переноситься в любую точку мира. Тьма снабдила ею всех своих сыновей, как Свет снабдил всех своих дочерей назойливым занудством сворачивать горы, даже не трогая эти горы.

Каждое утро я начинаю с того, что просматриваю сводки последних местных новостей и рекламных кампаний – и что же вижу? Некая мармеладная фабрика, еще недавно выскакивающая в первых строчках поисковиков, постепенно исчезает, становится обычной, ничем не примечательной, на радость конкурентам. Вторым моим утренним делом является безудержный хохот над придурками, которые выбрали молиться не тем богам. Надо было молиться моему темнейшеству, тогда все продолжали бы выигрывать. Второе утреннее дело обычно происходит в моем исполнении так громко, что Люба просыпается, каким-то образом обнаруживает меня в одной из комнат, а потом несколько секунд укоризненно смотрит. Приходится притихнуть, а то еще догадается, что на самом деле я никогда не переставал быть эгоистом.

Я не меняюсь. Совершенству некуда меняться, если пути вниз не рассматривать. Лишь в мелких деталях. Вот тот самый фонд помощи пострадавшим в авариях теперь видит меня часто и искренне вовлеченного. Разумеется, мне плевать на инвалидов, но очень даже не плевать на скорость их реабилитации – пусть пострадашки выживут, пусть заново ощутят себя людьми и засудят каждую сволочь за рулем, которая довела их до такого состояния. А лучше я потом свой фонд организую – с толпой юристов и неограниченными финансами, а то жертвы иногда бывают жалкими: придумывают себе, что на суды у них не осталось здоровья и нервов. Только гляньте на таких неудачников! Ты, мать твою, ногу потерял по вине какого-то пьяного ублюдка, и тебе не хватит нервов ему засадить ответкой? Так ной дальше. К счастью, у меня как раз обилие злости и нервов, на каждого найдется. Люба очень одобряет это мое увлечение – ей невдомек, что я не стал лучше, а нашел способ приятного удовлетворения своих интересов. Ведь жертву аварии может дома ждать кто-то очень злой. И ему будет грустно услышать такие новости. Я есмь Зло, я не могу допустить, чтобы плохие люди – а все люди в чем-то плохие – не дожидались своих Чистильщиц дома. Чтобы Люба не догадалась о моих мотивах, сам начал водить машину так медленно, как больная черепаха без лапок. А то еще начнет визжать, что никаких, дескать, выводов делать не умею. Хотя не умеет она. Глупая она немного, человечностью ограниченная, но искренняя и с капитальными заскоками – все, как я люблю.

Отказавшись от бессмертия, я изменился, не изменяясь. Но вынужден это скрывать от Любы. Вряд ли она поймет, сторонница безупречного порядка. Она все еще благодарит меня за самопожертвование, ни разу не допустив мысли, что никакой уступки с моей стороны не было – просто в тот момент вечность показалась скучной, если этой занозы в заднице больше не останется. А на кой дьявол мне монотонная вечность, если есть шанс весело прожить несколько десятков лет? Я всегда предпочитал короткий, но экстремальный отдых долгому и спокойному. И как-то даже забурлило внутри осознанием, что каждый день стал восприниматься более ценным, когда дни по факту сочтены. Да и к Смерти у меня накопились глубоко философские вопросы – как например: «Мы ж почти братья, а ведешь себя как гнида!» или «Что вообще за идиотское правило при отказе от бессмертия привязать дух к определенному телу? А если я завтра захочу стать блондином? Засунь краску для волос себе в зад, советчик хренов!». В общем, мне и после кончины будет чем заняться. А скорее всего устроим рокировку – Смерти должно за тысячи лет осточертеть одно и то же занятие, мне ли не знать, как даже самые приятные развлечения перестают радовать, если им нет конца. Да и с должностью я справлюсь лучше – бизнес научил, что без притока свежей крови в управленческие кадры наступает застой. Вот и попашу, Смерть заслуживает пенсии. А моя Любовь, легко отказавшаяся от вечной жизни в мирском существовании, вряд ли так же запросто покинет меня по ту сторону грани. Ей уже тоже становится понятно, что Хаос прекрасно функционирует лишь тогда, когда его отражает Порядок.

Лапти, сука, не продаются. Все на белом свете продается и покупается. Но не лапти. Даже оголтелые туристы отчего-то не хотят переходить на оптовые партии. Люба прогнозировала, что я разорюсь, но я этого не умею – когда-нибудь, возможно, научусь. Потому, под прикрытием лаптей, продаю то корзинки, то бижутерию, то услуги любовных жриц – у меня до знакомства с некоторыми уборщицами как раз в этой отрасли завязались хорошие связи, грех не использовать.

Но Люба видит только белое – в этом вся она. И я подыгрываю, манипулирую и скрываю суть – в этом весь я. Просто идеальная пара.