Древнегреческая религиозная скульптура

Главную особенность пластинки V в., поскольку она занималась изображеніями боговъ, надо видть, какъ кажется, въ томъ, что относящіяся къ этой эпох изображенія вс носятъ характеръ строго-религіозный, будутъ-ли то дйствительно кумиры для храмовъ или просто обтныя посвященія врующихъ. Правда, сообщенія Павсанія и Плинія и отчасти другихъ авторовъ о нкоторыхъ изображеніяхъ боговъ, относящихся, судя по именамъ ихъ художниковъ, именно къ V стол., не всегда достаточно точны и не всегда, поэтому, позволяютъ судить о характер того или иного изваянія: каковы были, напр., бронзовая статуя Аполлона въ Пергам или посвященный Олимпійскому Зевсу аркадянцами Гермесъ Кріофоръ (несущій барана) скульптора Оната[2]? Если указаніе на "величину перваго хотя отчасти позволяетъ допустить мысль о его величественности и сблизить его, такимъ образомъ, съ изображеніями чисто-религіозными, то сюжетъ второго произведенія Онатова не даетъ самъ по себ права думать и объ этомъ Кріофор то же самое. Но, если даже это и подобныя ему изображенія составляли исключеніе, то такихъ исключеній было чрезвычайно немного, какъ убждаетъ въ этомъ пересмотръ сведенныхъ y Овербека мстъ изъ древнихъ писателей. Едвали не самое подозрительное по своему характеру есть произведеніе Деметрія изъ Алопеки, называвшееся, по словамъ Плинія (Nat. hist. 34, 76), Minerva myctica или, по другому чтенію, musica по особенному свойству украшавшихъ ея эгиду змй; но почему не допустить и y Деметрія произведеніе строгое по характеру, хотя, быть можетъ, и не особенно возвышенное по духу, такъ какъ художникъ этотъ, особенно любившій портретную скульптуру, не былъ однако въ древности представителемъ низкаго направленія въ искусств, какимъ отличался, напр., живописецъ Павсонъ?

Чтобы не говорить ниже объ исключеніяхъ, упомянемъ теперь же одну область скульптуры, которая, служа до нкоторой степени длу религіозному, не была однако же сама въ строгомъ смысл религіозной. Я разумю декоративное украшеніе храмовъ и особенно группы обоихъ фронтоновъ и рельефы фризовъ, гд, на ряду съ смертными, весьма часто являются и боги. Если мы сравнимъ въ этомъ отношеніи скульптуры храма Аины на о. Эгин или Зевса въ Олимпіи съ боле поздними украшеніями Паренона или осейона, то замтимъ между ними ощутительную разницу: тамъ присутствующая на пол сраженія Аина, или созерцающій готовыхъ къ состязанію противниковъ Зевсъ, или могучій защитникъ Лапиовъ, Аполлонъ, стоятъ предъ зрителемъ въ величественной, строгой и довольно неподвижной поз, отличающей ихъ рзко отъ окружающей смертной среды, преисполненной волненія и страсти; эти боги напоминаютъ т "кумиры", которые стояли и въ самомъ святилищ; a здсь, на фронтонахъ Паренона и на фриз какъ этого храма, такъ и есейона, боги уже находятся въ большемъ движеніи, уже вышли изъ своего величаваго покоя, уже поддаются страстямъ, какъ Аина и Посейдонъ на западномъ «орл» Паренона; но все же это еще боги: они или превосходятъ смертныхъ своими размрами, занимая центръ фронтоннаго треугольника, или же вдали отъ нихъ, въ позахъ, хотя уже и свободныхъ, но еще полныхъ достоинства, созерцаютъ покойно то праздничное шествіе Аинянъ, то бой полудикихъ Кентавровъ съ Лапиами. Однако, какъ бы то ни было, эти скульптуры, особенно съ фриза храма есеева, гд больше движенья и страсти, чмъ въ фриз построеннаго раньше Паренона, уже сближаютъ конецъ V в. съ будущимъ столтіемъ и выходятъ изъ области строго религіозной скульптуры, какъ это и естественно при ихъ назначеніи только украшать вншнюю сторону храма, хотя и намекая въ то же время на поклоняемое въ послднемъ божество. Эти главнымъ образомъ, изображенія боговъ и богинь на храмахъ и заставляютъ насъ признать, что уже къ концу V в. понятіе «религіозной скульптуры» нсколько ограничивается: если раньше вс изображенія боговъ носили чисто религіозный характеръ, то къ этому времени они начинаютъ, хотя еще и не особенно рзко, длиться на религіозныя въ собственномъ смысл и на такія изображенія, хотя и божественныхъ существъ, которыя никогда не предназначались для поклоненія; послднія отличаются большею свободой и большей близостью къ міру человческому, съ которымъ первыя никогда не смшивались.