Древнейшие Боги планеты

Её и научной гипотезой-то назвать сложновато. А уж «научной теорией», — и вовсе никак нельзя. Ни коим образом и ни с какого бока. Кроме, разве что, сферы «теоретических изысканий» пациентов дурдома для сбрендивших учёных мужей. Однако, эта искусственно возведённая в ранг «научной теории» откровенно бредовая химера и поныне всё так же преподаётся в наших университетах. Зачем? Кому это нужно?

Вопросы звучат особенно пикантно, если учесть, что майору Комитета, формально заказавшему мне ту рукопись, пытались устроить автокатастрофу. Аккуратненько так открутили до середины резьбы гайки на шаровых опорах его нового «жигуля». Открутили в запертом двое суток гараже, перед спланированной его поездкой в Североморск по горной дороге.

Полковник ГБ, попытавшийся тогда «продвинуть» мою рукопись в Москве, в сорок восемь часов был вышвырнут со службы. Формулировка при увольнении: «За утрату понимания задач, стоящих перед организацией». Очень любопытно, не правда ли? Ведь уже набирала ход горбачёвская «перестройка», от «гласности», «плюрализма» и «нового мышления» всю страну корёжило и трясло.

Кстати говоря, моя вполне научная работа 1986 года стала следствием и естественным продолжением небольшого теоретического очерка, написанного в 1982 году. Тот очерк был написан по собственной инициативе и строился на вопиющих несоответствиях современных философских словарей и учебников философии с первоисточниками. На фоне этих несоответствий в текст были вставлены и кое-какие свежие мысли.

Без тени дрожи я отдал свой научный очерк из рук в руки для рецензии старшему преподавателю идеологической работы Академии Общественных Наук при ЦК КПСС, доктору философских наук и полковнику ГБ Евгению Александровичу Ножину. Называлась рукопись скромно и со вкусом: «Очерк перспектив теории марксизма-ленинизма». А как ещё можно было в те времена назвать серьёзную работу философского плана?

Хотя Маркс с Лениным, вне сомнений, поперхнулись «там» кипящей смолой в момент передачи рукописи. Именно в ней между словами «прана», «вихри энергии» и «потоки смещения симметрий материальной субстанции» впервые были проставлены математические знаки равенства.

Признаюсь, произнесённые двумя месяцами позже слова Евгения Александровича: «Видимо, так и делаются крупные работы», — очень поддержали меня. Но… Ножин откровенно дал понять, что открыто поддерживать мои идеи он не будет. И присланная им бандероль с письмом к командованию дивизии РПК СН (ракетных подводных крейсеров стратегического назначения), в которой я тогда служил, и перечнями вопросов для подготовки к сдаче кандидатского минимума по философии, поныне пылится без дела в личном архиве.

Защита кандидатской диссертации по философии вела тогда к неизбежному переводу в категорию политработников. А к нудной суете «полит-рабочих» и тогда большинство порядочных людей в офицерских погонах относились с не очень-то скрываемой брезгливостью.

Ретроспектива № 3

Научная группа «Инверсор» и её уникальные архивы.

Однако, именно благодаря рукописи 1982 года, мне открылся доступ к уникальнейшему источнику информации. Кто читал в те времена журнал «Техника молодёжи», помнит интереснейшие статьи группы «Инверсор», регулярно публиковавшиеся в нём до 1984 года.

Группа существовала на вполне общественных началах. И руководил ею профессор то ли МВТУ, то ли МАИ, академик Зигель. Отделом писем этой уникальной научной группы заведовал инженер механик, главный энергетик одного из «почтовых ящиков» Москвы Александр Сергеевич Кузовкин.

Научные интересы группы «Инверсор» охватывали всю сферу, так называемых, «аномальных явлений». Уфологическая, «тарелочная» тематика, феномены НЛО занимали в сфере интересов группы одно из главных мест. Но на них группа не зацикливалась. И при произнесении слова «нло» никто из членов группы глаза не пучил. Было ещё много чего интересного и трудно объяснимого с научной точки зрения.

Многочисленные публикации статей группы «Инверсор» в «Технике молодёжи» вызывали встречный поток писем читателей с уникальнейшей информацией по аномалиям самого разного рода. Эти письма передавались А. С. Кузовкину. И он их самым тщательным образом изучал и перепечатывал слово в слово, с сохранением авторской лексики. Перепечатывал в четырёх экземплярах на знаменитой среди советских диссидентов печатной машинке «Москва». Пятый экземпляр аппарат уже не брал, то есть текст на пятом листе получался совершенно не читаем.

Кому шли остальные три экземпляра текста, не знаю. Может быть, что и «органам» тоже. Но один из экземпляров машинописных копий писем читателей Саша подшивал и хранил у себя дома. И после того как мне удалось с мировоззренческих позиций своего «Очерка…» рационально объяснить целый ряд документально зафиксированных, но совершенно необъяснимых «феноменов», Александр Сергеевич проявил встречную вежливость.