Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества

Из язычников особенно греки на основании своего воззрения на настоящую жизнь не могли благоприятно относиться к монашеству. Ливаний в своей речи в защиту языческих храмов охарактеризовал противоположность эллинского мировоззрения монашеству, сказав, что монахи поставляют добродетель в том, чтобы носить траур[701]. Жизнь, посвященная здесь скорби и покаянию и потому показавшаяся временем траура, за которым только по ту сторону гроба должно последовать время веселия, представлялась эллинам глупостию. Язычник считал безумием известное настоящее приносить в жертву неизвестному или, по крайней мере, сомнительному будущему. Потому выражением «одетые в черное», которое встречается у Ливания и Евнапия[702], выражается все, что грек–язычник мог сказать в укоризну монашеству. Осуждение монашества с этой стороны слышалось не от одних только язычников. Златоустый в первом слове своем против порицателей монашества говорит: «Это делают и те, которые называют себя христианами, а многие из них уже посвящены в таинства веры. Один из таких осмелился даже сказать о себе, что готов отступить и от веры и приносить жертву демонам; потому что несносно ему видеть, как люди свободные, благородные и могущие жить в удовольствиях увлекаются к такой суровой жизни»[703]. В гордом Риме имя монахов считалось столь бесчестным и презренным, что никто из людей высшего сословия не решался принять это звание[704]. Язычники и разделяющие их воззрение на жизнь христиане могли ограничиваться насмешками над монахами, пока монашество не стало увлекать в свою среду членов их семейств.

Многие дети язычников, по свидетельству Златоустого, стали уходить в пустыни, дабы посвятить себя жизни монашеской. Тогда насмешка должна была замениться враждою, и отцы таких детей называли увлекших их к монашеству губителями, обольстителями, врагами всей природы. Естественно, что они старались вооружить и государственную власть против монахов.

Государственная власть могла преследовать монахов из чисто государственных интересов. Зосима сказал о монахах: монахи составляют общество из людей неженатых, бесполезных и для гражданской, и для военной службы[705]. Это приговор над монахами с точки зрения правительственной. Закон, преследующий неженатых людей, отменен был Константином Великим; но от несения гражданских и военных повинностей неохотно освобождала государственная власть. Еще при Констанцие возникло в Египте гонение на монашествующих, причиною которого была верность монахов православию и отвращение от арианства. Многие из монахов в железных оковах, избитые едва не до смерти, были изгнаны[706], других покушались бросить в огонь; монастыри были разоряемы.

Отступник Юлиан велел годных из монахов набирать в военную службу[707]. Валент велел отбирать имение у тех, которые, оставляя службу в курии, удалялись в пустыни[708]. Он сделал даже распоряжение о сборе поголовной подати с монахов, от чего избавлены были они по указам Константина и Констанция, но, кажется, это распоряжение было вскоре отменено[709]. Между тем Валент подверг жестокому преследованию иноков как защитников православия против арианства, поддерживаемого императором. Он велел изгонять из Александрии и всего Египта исповедников единосущия. Тогда, по словам Сократа, были терзаемы, разгоняемы и рассееваемы монастыри в пустыне; ибо вооруженные, нападая на людей безоружных, не думавших и руки простирать для удара, так немилосердо опустошали жилища их, что нанесенные им бедствия выше всякого слова[710]. В 375 г. он возобновил указ Юлиана о заборе монахов в солдаты и велел предавать смерти тех, которые не хотели повиноваться ему. Трибуны и солдаты извлекали монахов из келлий и забивали до смерти[711]. Это гонение описывает и Златоустый в первом слове своем против порицателей монашества: «Изгоняют отовсюду руководствующих к нашему любомудрию, и с великими угрозами запрещают и говорить что‑либо о нем и учить ему кого бы то ни было. Как будто злой какой дух вселился в души всех, только и речей у всех на языке, что об этом: пойдешь ли на площадь или в аптекарские лавки везде увидишь, что предметом смеха и забавы служат рассказы о том, что сделано со святыми мужами. Один говорит: «Я первый наложил руки на такого‑то монаха и нанес ему удары»; другой: «Я прежде всех отыскал его келлию», — «А я, — говорит иной, — сильнее всех раздражил против него судью». Иной хвастает темницею и ужасами темницы и тем, что он влачил святых тех по площади. И эти люди на посмеяние язычникам хвалятся своими дерзостями»[712]. Эти гонения были восстанием языческого духа империи против христианских учреждений монашеских общин. Своим терпением и своими добродетелями монахи победили своих врагов. И государственная власть в империи должна была признать достоинство монашеской жизни.