Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах

[Когда] Яо правил Поднебесной, он не обрезал траву на крыше дома и не обтесывал бревна, [строя дом]; питался он грубым зерном, похлебку варил из диких трав, зимой носил шубу из оленьей шкуры, летом — платье из конопли; [ныне] одежда и пища [даже у] привратника не такие бедные. [Когда] Юй правил Поднебесной, он сам шагал впереди [своего] народа с сохой и заступом, бедра у него были тощими, на голенях не было ни волоска, [ныне] даже труд раба не такой горестный. Отсюда ясно, что тот, кто в древности уступал [другому свое положение] сына неба, тот на самом деле отказывался от одежды и пищи привратника и избавлялся от трудов раба. Поэтому передать Поднебесную [другому] не считалось чем-то выдающимся. Ныне же, когда умирает уездный начальник, то его потомки в нескольких поколениях [продолжают] разъезжать в экипажах, потому люди и ценят этот [пост]. Поэтому в своих уступках люди легко отказывались от [положения] сына неба в древности, но с трудом уйдут с поста уездного начальника сейчас, [ибо] бедность и богатство — это не одно и то же. Те, которые живут в горах и достают воду в долинах, дарят друг другу воду по праздникам; те, которые живут у болота и страдают от воды, нанимают работников и проводят отводные каналы. Также и весной в голодный год не накормят и младшего брата, а осенью в урожайный год непременно угостят и случайного гостя. Это не потому, что пренебрегают своими родными и любят заезжих гостей, а потому, что изобилие и скудость — это не одно и то же. Поэтому если в древности легко отказывались от имущества, то это не от человеколюбия, а оттого, что имущества было много. Ныне же хватают друг у друга не из-за жадности, а оттого, что имущества мало. Легко отказывались от [положения] сына неба не из благородства, а оттого, что положение [это было] незавидным; ныне же отчаянно борются за клочки негодной земли[105] не от низости, а оттого, что власть [чиновников] велика. Поэтому совершенномудрый осуществляет управление, принимая во внимание обилие и нехватку [в имуществах], разбираясь в недостатке или полноте [власти]. Поэтому, когда [его] наказания незначительны, это не является милосердием, а когда [его] кары строги, это не является жестокостью. [Он] просто действует в соответствии с существующими нравами. Поэтому [его] деятельность исходит из [задач] времени, а [его] средства соответствуют [задачам] деятельности.

В древности Вэнь-ван[106] жил между Фэн и Хао, земли [у него было] сто ли, он следовал человеколюбию и чувству долга и снискал привязанность у западных жунов[107], когда правил Поднебесной. Сюйский Янь-ван жил к востоку от [реки] Хань, земли [у него было] пятьсот ли, он следовал человеколюбию и чувству долга, [правители] тридцати шести государств уступили [ему свои] территории и нанесли визит [его] двору. Цзинский Вэнь-ван испугался, что тот нанесет ему вред, поднял войско, двинулся на Сюй и уничтожил его[108]. Итак, Вэнь-ван, следуя человеколюбию и чувству долга, правил Поднебесной, а Янь-ван, следуя человеколюбию и чувству долга, погубил свое государство. Это значит, что гуманность и чувство долга можно было использовать в древности, но нельзя их использовать сейчас. Поэтому и говорится: «Если времена неодинаковы, то неодинаковы и обстоятельства». Во времена Шуня [племя] юмяо[109] не подчинялось ему. Юй собирался пойти войной на них. Шунь сказал: «Нельзя! Если добродетели правителя невелики, а он выступает с оружием, то это не соответствует дао». После чего он в течение трех лет занимался самосовершенствованием, а затем устроил танцы со щитами и секирами, и [племя] юмяо покорилось. А в войне с Гун-гуном[110] тех, у кого железные копья были коротки, поражали враги; у тех, у кого панцири не были крепки, тело оказывалось израненным. Значит, танцы со щитами и секирами были применимы в древности, а ныне они неприменимы. Поэтому и говорится: «Если обстоятельства неодинаковы, то меняются и средства». В глубокой древности соревновались в [следовании] дао и в добродетели, в более поздние времена стремились полагаться на ум и хитрость, в нынешние времена борются, [прибегая к] силе. Ци собиралось напасть на Лу, из Лу послали Цзы-гуна отговорить Ци [от нападения][111]. Цисцы сказали [ему]: «Ваши речи не безосновательны, но ведь мы хотим земли, а в ваших речах об этом нет ни слова». И [они] подняли войско, напали на Лу и провели границу в десяти ли от ворот [луской столицы]. Итак, Янь-ван был человеколюбив и следовал чувству долга, но Янь погибло; Цзы-гун был рассудителен и умен, но Лу было расчленено. Отсюда ясно, что человеколюбие и чувство долга, рассудительность и ум — это не то, чем поддерживают государство. [Если бы] отбросить человеколюбие Янь-вана, притупить ум Цзы-гуна, а [позаботиться] об увеличении сил Сюй и Лу и двинуть на врага десять тысяч колесниц, то Ци и Цзин не добились бы осуществления своих намерений в отношении этих двух государств.