Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах

Итак, в древности и сейчас разные обычаи, старые и новые средства неодинаковы. Если, к примеру, желать великодушной и мягкой политикой управлять народом в напряженную эпоху, то это все равно что без узды и плети править норовистой лошадью. Это вред от неразумения. Ныне и конфуцианцы и моисты превозносят прежних правителей, [которые] проявляли всеобщую любовь ко [всем] в Поднебесной, относились к народу, как родители [к детям]. Откуда видно, что это так? [На это они] отвечают: «Когда сыкоу[112] налагал наказание, государь переставал веселиться; когда [ему] докладывали о смертной казни, государь лил слезы». Вот за это и восхваляют древних правителей. Но ведь утверждать, что если [отношения между] государем и подданным [будут] подобны [отношениям между] отцом и сыном, то непременно будет порядок, — значит [исходить из] того, что [в отношениях между] отцами и сыновьями не бывает [никаких] нарушений. В чувствах человека нет ничего сильнее родительской любви, все проявляют [такую] любовь, но далеко не у всех порядок. Хотя [родительская] любовь щедра, но разве [в семьях] обходятся без беспорядков? Древние цари любили народ далеко не так, как родители любят детей; дети не обязательно не устраивают беспорядков, почему же народом можно было управлять? Если закон требовал наложения наказания, а государь при этом лил слезы, то этим он выражал свое человеколюбие, а не осуществлял управление. Проливать слезы и не желать [прибегать к] наказаниям — это человеколюбие; однако нельзя не прибегать к наказаниям — таков закон. Древние правители выше всего ставили закон, а не подчинялись своим слезам. Поэтому и ясно, что человеколюбием нельзя управлять. К тому же народ прочно подчиняется силе и мало может помнить о [чувстве] долга. Чжун-ни[113] был в Поднебесной совершенномудрым, [он] совершенствовал [свое] поведение и понял [сущность] дао, объехал всю страну, и вся страна радовалась его человеколюбию, восхищалась его [чувством] долга; но за ним пошло лишь семьдесят человек, ибо ценящие человеколюбие [встречаются] редко, а следовать [чувству] долга трудно. Потому-то хотя Поднебесная и велика, но за ним последовало лишь семьдесят человек, а [на самом деле] следовал человеколюбию и [чувству] долга [лишь] один человек. А луский Ай-гун[114] был государем невысоких [достоинств], но когда он, повернувшись лицом к югу, правил государством, то в пределах его границ народ не смел не повиноваться [ему]. Народ прочно подчиняется силе, а у кого сила, тому легко подчинить народ. Поэтому Чжун-ни был все-таки подданным, а Ай-гун, напротив, был государем. Чжун-ни не был привязан к нему [чувством] долга, а подчинялся его силе. Поэтому если исходить из [чувства] долга, то Чжун-ни не [должен был бы] подчиняться Ай-гуну, но, полагаясь на силу, Ай-гун сделал Чжун-ни [своим] подданным. Ныне ученые убеждают правителей, что не следует полагаться на непреодолимую силу, и говорят: «Старайтесь следовать человеколюбию и [чувству] долга и сможете править». Это значит требовать от правителя непременно сравняться с Чжун-ни, а весь нынешний народ уподобить [его] последователям. Это совершенно недостижимо.