Древнерусское предхристианство

Имя Хóрс (Хърсъ, Хръсъ, Хрьсъ) относилось к наиболее зримому воплощению Сварога в виде круглого солнца. Слово хърсъ, в древнерусском произнесении хоршь,[532] родственно новоперсидскому xuršēt/xōršеt «сияющее солнце». У праславян основа *хор– носила значение «круг», схранившееся в слове хоровод (от вести хóро – подражать в круговом движении вращению солнца), для греков созвучное χορóϛ означало «хороводный танец с пением». С именем Хорс/Хорш можно сблизить прилагательное хорош, хороший, которому в осетинском соответствует xorz «хороший», в авестийском – hvarəz «благодетельный».[533]

После перехода предков русов к единобожию, свето-солнечная религия вобрала в себя хтонический по происхождению культ «волосатого» медведя – Велеса (Велесъ, Волосъ). Его образ превратился в лунное воплощение Сварога, в первого сварожича, или Барина. Народ именовал Луну «медвежье солнышко».[534] Её холодный властный свет завораживал, отражался в воде (позже – в зеркале), лучи тонули в толще вод, светили русалкам и утопленникам, проникали в души живых, вызывая сонные, «несусветные» видения. В народе полагали, что Месяц, ежедневно умирая, спускается под землю, словно медведь, и, воскресая, возвращается на небо. Велес властвовал над подземно-подводным миром. С этим именем связывались слова велий «великий» и велпти «повелевать, говорить», которое относили к ветиям «поэтам, предсказателям». «Велесовым внуком» величало певца Бояна «Слове о полку Игореве». Почитание медведя-воскресителя стойко сохранялись у воинов, а медведя-покровителя у волохов «пастухов». Волхование означало поклонение «волохатому» Велесу, покровителю лесных зверей и домашних животных. Вероятно, поэтому князь Владимир не включил его в свой сонм «богов», а средневековые летописцы пренебрежительно называли «скотьим богом».

Мокошь (Макошь) олицетворяла небесно-земную жизненную силу – влажную и тёплую мощь, с солнцем и дождями исходящую от Сварога к Мать-сырой-земле. «Могучая» Мокошь впоследствии перевоплотилась в святую Пятну, Пятницу. Упоминаемый во Владимировом святилище Семаргл (Спмарьгл, Симаргл, Симъ и Реглъ), имя которого восстанавливается как *Семероглав, вероятно, представлял собою лишь внушающее страх существо, быть может, связанное с подземно-подводной силой, враждебной человеку и сравнимой с многоголовым пещерным Змеем русских сказок или водяной Гидрой древнегреческих мифов.[535]

В первые века нашей эры религия обожествлённого света, составлявшая суть прарусского единобожия, нашла своё утверждение и одновременно отрицание в евангельской проповеди. Для древних светопоклон-ников слова Христа «Азъ есмь свѣт міру, ходяй по мнѣ не имать ходити во тмѣ, но имать свѣтъ животный» (Ин. 8:12) стали величайшим откровением. Обращение апостола Павла к Солунянам «вси бо вы сынове свѣта есте» (1 Фесс. 5:5) не могло не поразить и было воспринято, едва ли не как призыв свыше. Понадобилось несколько столетий, чтобы Богом, сотворившим мир словами «да будетъ свѣтъ!» (Быт. 1:3), русы признали не светодавца Сварога, а библейского Творца.

Таинство «оглашения» народа происходило в языке и сознании. Семена христианства прорастали сквозь толщу праотеческой веры. Старое превращалось в новое. Это движение навстречу православию, составлявшее суть древнерусского предхристианства, завершилось крещением Руси при князе Владимире.

Византия и независимость Руси

После многолетних колебаний Владимир принял «греческую веру» в Корсуни, в 987 году. Вслед за ним обратились в православие придворная знать и великокняжеское войско. Киевляне без сожаления сокрушили идолов. Однако в Новгороде начались протесты варяго-русской дружины и горожан. Направлены они были не столько против крещения, сколько против киевского Великого князя, по их мнению, попавшего под слишком сильное влияние Константинополя. В 990 году Владимир, видимо, по наущению греков, отправил в Новгород отряд во главе с воеводой Добрыней и тысяцким Путятой, которые, по словам летописца, крестили город «огнем и мечом». Сведения об антихристианском восстании новгородцев под главенством языческого жреца Богомила по прозвищу Соловей, оказались поздней вставкой в Иоакимову летопись.[536]Предвзятыми оказались и летописные сведения о «восстаниях волхвов» в Суздале (1024) и в Новгороде (1071).[537]