Не позже IX–X веков русы под влиянием христианского монотеизма перешли от восьмичастного святилища-календаря к круглому храму – хорому.
Его внешний вид значительно больше соответствовал строгому единобожию: место срединного столба занял костёр, над ним высился бревенчатый шатёр-восьмерик, поставленный на сруб, восьмиугольное основание храма воспроизводило святилищный круг и солнечное коло. На появление такого надсвятилищного храма могли в равной мере повлиять и защитный шатёр внутри погребального костра над умершим, и кровля древнерусского дома-полуземлянки.[568]Земляной пол внутри и площадка снаружи храма посыпались плотно утоптанным песком. В середине на алтарном камне горел неугасимый костёр-жертвенник. Дымовое отверстие на вершине шатра, предположительно, представляло собой колесо-коловрат,
сквозь ступицы которого поднимался дым от приносимых жертв и благовоний: смолы, берёзовых и дубовых листьев, материнки «душицы», божьей травы «полыни», еловца «можжевельника» и пр. Из-за опасности возгораний пламя костра уменьшали, кострище обкладывали камнями. Через коловрат и волоковые оконца нижнего сруба в храм проникал дневной свет. Возможно, на его внутренних стенах подвешивали полотна со священными знаками, оборонявшими святыню от злых сил, подобно тому, как вышитыми оборами ограждали по краям браные скатерти и полотенца. Простейший обережный узор выполняли в виде каймы из косых крестов. Украшения храма и праздничной одежды русов взаимно уподоблялись.
Центральная часть диадемы. Золото, перегородчатая эмаль, жемчуг. Сахновка, Черкасская область. XII в.
Контуры золотой пластины намечают образ пылающего костра, в его центре изображён «сгорающий» в купальском пламени «Парена». Священные молоты в его руках (атрибут Перуна) отмечены знаками «перунова цвета» – символами возрождающейся жизни.
Оградой святилища, как и в древности, служили камни, медвежьи черепа на кольях, высокие пни, называемые бдынами
(от «бдящий», «стерегущий») или стоборие – забор из плотно составленных, заостренных брёвен. Входы в святилище и затем в храм располагались с востока. Резные вереи «столбы» ворот увенчивались шишаками – подобиями священного костра (и будущего церковного купола), на соединённых створках вырезали восьмилучевое солнце: справа серп месяца-новика, слева месяца-ветоха (поскольку растущая луна всегда находится «одесную» от солнца, а убывающая «ошуюю»), вокруг них изображали звёзды поля сиянского. Перечисленные изображения-символы до начала XX века нередко воспроизводились при украшении дворовых ворот. В навершии шатра всегда открытым оставался вход для незримого Сварога, для его воплощений («небесных сил») и для духов предков.Снаружи храм, над которым поднимался столб дыма, напоминал искупительный костёр и соответствовал лишь алтарю христианской церкви: под шатром у пылающего жертвенника, вероятно, находились только вождь-жрец и ведогонь
(древний огнищанин?), имевший при себе кресало.[569] Остальные пребывали в ограде святилища, обряды совершались в хороводном движении, в череде молитвенного предстояния у костра.
Крест в круге. Церковь Нотр-Дам-дю-Френ. Нормандия. XI в.
Солярные косые кресты в круге, восходящие к древнеевропейскому солнечному культу, соотносятся с предполагаемым навершием древнерусского предхристианского храма – знаком «коловрат».
В предхристианскую эпоху при зодческом осмыслении образа византийской церкви на неё легко могли быть перенесены главные черты деревянного надсвятилищного храма. Восьмигранный рубленый остов, увенчанный шатром, поначалу ставился прямо на земле («восьмерик от земли»), затем на квадратный (впоследствии прямоугольный) четверик: «небесная» часть храма словно отделялась от «земной», святилище будто приподнималось к небу. Образ «вознесённости» ярко выявлялся в средневековом многоярусном храме-башне и в церкви на подклете – с круговым гульбищем, будто висящем в воздухе. На Руси шатровый храм вовсе не случайно называли круглым,
это плотницкое название некогда вполне могло относиться к надсвятилищному сооружению.