Люди — огромные губки. Они впитывают в себя жизнь всеми порами души. Эта метафора родилась в моей голове в тот момент, когда все разбежались, и я осталась одна стоять посреди даже не знаю чего — и пальцев вытянутой вперед руки было не видно из-за стены ливня.
Он закончился также мгновенно, как и начался. Может, там, наверху, пожалели одинокую путницу и перекрыли кран? Что ж, спасибо. Я прогнала сумбурные метафоры и осмотрелась. Серое небо. Светло-коричневая грязь до горизонта, подпоясанного горной грядой — тоже серой. Вымокла я насквозь, переодеваться не во что. Значит, надо найти хоть какое-то подобие цивилизации, чтобы обсушиться и поесть.
Улыбнувшись своему везению, я зашагала вперед по чмокающей грязи. И надо купить резиновые сапоги! Кроссовки в любом случае скоро можно будет выбросить. Или не утруждаться и дождаться, когда они сами развалятся? С губ улетел в серые заплаканные небеса нервный смешок. А что ты хотела, дорогая, свобода стоит дорого!
На глаза набежали слезы, но я со злостью смахнула их. И так чувствую себя набухшей губкой с водой, хоть выжимай, не хватало еще разреветься! Это всего лишь приключение! А одиноко и тоскливо из-за того, что вокруг ни черта нет! Вообще! Горы одни на горизонте! И какие-то хижины у их основания.
О! Я даже подпрыгнула. Дома? Там люди? Горячий кофе и какая-нибудь овощная похлебка? А может…
Ноги с ускоренной силой зачавкали грязью.
Когда я добралась до домов под горой, мое сбитое напрочь дыхание можно было успешно использовать для озвучки фильмов для взрослых. Голова кружилась, воздуха не хватало. Все-таки высокогорье, ничего не поделаешь.
Вожделенные постройки меня сильно разочаровали — хлипкие на вид лачуги напоминали деревенские сарайки для скота. Просто доски, небрежно сколоченные друг с другом. Не думаю, что широкие щели между ними — без проблем просунешь палец — служили для естественной вентиляции.
Сверху хижины были покрыты всем подряд — и разномастной черепицей, и листами проржавевшего железа, и кусками пластика всех цветов радуги. Воображение тут же живо нарисовало картинку с тазиками и ведрами внутри, в которые падают капли прошедшего дождя. Но выбирать не приходилось — промокшая одежда сильно снизила мою придирчивость.
Балансируя но тонких хлипких досочках и кирпичах, утопленных в грязи, я подошла по этой дорожке к двери, которая распахнулась, стоило занести над ней руку, чтобы постучать. Изнутри высыпалась горстка детей один меньше другого. Хохоча, они ловко пробежали по деревянному настилу и понеслись по грязи, веером поднимая брызги от луж. Сочувствую местным женщинам — стирка здесь явно дело непростое и непрекращающееся. Последним ковылял недавно, видимо, вставший на ножки голожопик — размазывая кулачком слезы по лицу, он с завистью смотрел на братьев и сестер, за которыми пока не мог угнаться.
— Стой! — я едва успела подхватить его, не дав плюхнуться в самую большую лужу. — Куда же тебя несет, несмышленыш?
— Опять сбежал! Фло! — на улицу выскочила девочка, которую я окрестила Мачу-Пикчу за темные волосы и раскосые глаза. — Ты кто? — ее взгляд врезался в меня.
— Привет, меня зовут Саяна. Держите братика. — Я протянула ей карапуза, что изо всех сил сосредоточенно тянул в разные стороны мои мокрые волосы. Наверное, парикмахером будет. Хотя вряд ли такая жизнь предоставит ему шанс выбирать.
— Это мой сын! — Мачу-Пикчу обиженно вздернула нос и подхватила ребенка на руки. — Вечно ты убегаешь, Фло! Да еще и без порток!
— Симпатичный малыш, — попыталась загладить вину я. — Простите, вы не подскажете, есть где-нибудь поблизости мотель и какое-нибудь кафе, чтобы перекусить?
— Поблизости только горы! — язвительно ответила девушка, прижимая к груди сына, который теперь занялся ее волосами. — Как ты вообще тут оказалась?
— Сбежала от мужа. — Честно призналась я.
— Бил, что ли? — она понимающе кивнула, глаза засветились любопытством.
— Нет, не бил.
— Пьет, значит?
— Тоже нет.
— Гуляет? Или деньги на игру спускает все?
Я молча покачала головой из стороны в сторону.
— Ну и дура тогда! — припечатала Мачу-Пикчу. — Чего от хорошего мужика сбегать? Другую найдет!
— И пусть. — Я хихикнула.
— Вот дура и есть! — она усмехнулась, глядя на меня, как на неразумное дитя, и посторонилась. — Заходи уж давай, промокла ведь насквозь.
— Спасибо! — с губ слетел облегченный выдох. — Я заплачу.
— Ой, да ну! — Мачу-Пикчу махнула рукой, досадливо морщась. — Это у вас там, в больших городах, где бабы от хороших мужиков нос воротят, все на деньгах помешаны! А у нас в горах путнику помочь — честь, и никто денег не попросит! Сегодня ты помог, завтра тебе подсобили. Так и живем. — Мудрая не по годом юная женщина закрыла дверь, стало темно. Щели между досками пропускали свет с улицы, но он был таким тусклым, что разглядеть помещение удалось, только когда глаза привыкли к темноте.