Древняя душа (СИ)

Особо смотреть было не на что. Под ногами — доски. В центре — сложенный из камней очаг с красными углями. Разложенные вдоль стен тюфяки заменяли кровати. Несколько углов отгораживали ширмы из того же, похоже, пластика, что лежал на крыше. Видимо, за одной располагалась кровать супругов.

— Кто там, доча? — раздался из-за второй перегородки старческий женский голос.

— Это свекровь моя, — тихо пояснила Мачу-Пикчу, присев на колени перед очагом. — Болеет давно, страдалица. С зимы не встает, ноги уж не держат. Помрет, видать, скоро. Путница это, мама, — громко крикнула девушка и, надувая щеки, начала раздувать огонь, подкладывая уголь, горкой лежащий рядом. Вскоре стало тепло. — Обогрейся, — она встала, отряхнула руки и подтолкнула меня к пламени. — И раздевайся, чего стоишь, просушить одежду нужно.

В хлопотах время прошло незаметно. Я переоделась в длинную шерстяную юбку и кофту, выпила вкусного кофе с пресными лепешками, беседуя с хозяйкой обо всем на свете и поражаясь тому, насколько разные у нас проблемы. Мои дела с амнезией, Алексом, черным псом, демонами, санклитами, Драганом и побегом казались такими экзотичными по сравнению с ее протекающей крышей, больной свекровью и хищником, который повадился по ночам резать домашнюю живность. Как говорил, опять же, не помню кто, наши с ней отношения — живем на одной планете, но и только. Тем не менее, я поймала себя на том, что душу кольнула легкая зависть. К тому, как начинали сиять ее глаза, когда она говорила о муже, который вскоре должен был вернуться с заработков, как обнимала своих детишек, когда они, румяные и счастливые, прибежали с улицы погреться у растопленного очага и понежиться в материнской любви. Прильнув к ней, как цыплята к наседке, они вскоре задремали — младшие уснули прямо с кусками лепешек во рту.

Тихое счастье, понимание, что находишься на своем месте, любовь и поддержка, нужность любимым — именно всего этого и не было у меня. А ведь хотелось! Еще как хотелось.

— Ну, давайте уже ко сну отходить. — Мачу-Пикчу одного за другим уложила малышей на тюфяки и укрыла тяжелым лоскутным одеялом. — Мне еще свекровь покормить надо, — она устало зевнула, — да живности корм задать.

— Давай помогу. — Предложила я, желая облегчить ее все-таки непростую жизнь.

— Давай. — Она кивнула, дала мне миску с чем-то похожим на жидкую кашу, деревянную ложку, и пояснила, — зубов-то уж нет у нее, только жидкое ест.

— Здравствуйте, — я прошла за перегородку и присела на кровать рядом с сухонькой старушкой. Ее глаза, белесые и уже, очевидно, ничего не видящие, шарили по закутку, словно надеялись все же что-то разглядеть. — Я помогу вам поесть, хорошо?

— Кто ты? — она откинула одеяло и неожиданно большими ладонями, которые за долгие годы разбила тяжелая каждодневная работа, с распухшими, скрюченными артритом пальцами, схватила меня за руку.

— Я Саяна, ваша невестка пустила меня погреться и переночевать. Давайте покормлю вас. — Старушка открыла беззубый рот. — Вот и хорошо. — Когда каша закончилась, я вытерла ее губы и встала.

— Постой, пить подай.

Я вернулась с кружкой воды и, помедлив, открепила булавку, которой была прикреплена к стене фотография мужчины в годах — вероятно, супруга бабушки. Легкий укол в палец, капельки крови в напиток, который теперь можно назвать Кровавой Мэри.

— Вкусно, — выпив все до дна, заявила старушка. — Теперь знаю, кто ты. Спасибо, Ангел.

— Не за что. — Я улыбнулась, прикрепила фото обратно и поправила одеяло. Надеюсь, ей станет полегче. Ведь раз моя кровь помогла Алексу, то и бабушке, вероятно, облегчит страдания.

— Найди его, — прошептала она. — Суженого своего отыщи. Вместе вы должны быть, половинки Древней души. Отыщи, Ангел. — Она закрыла глаза, на смену восковой желтизне щек, бросающейся в глаза даже несмотря на тусклый свет свечи, пришел румянец. Тяжелое, с присвистами, дыхание сменилось ровным и глубоким. На ее губах расплылась улыбка. На моих тоже.

Утром меня разбудил переполох. Затопали ноги, загремели кастрюли, захлопала дверь. Потянувшись со стоном — из-за тонкого тюфяка всю ночь ворочалась, чувствуя, что сплю на жестких досках, я открыла глаза. По темной хижине туда-сюда сновала Мачу-Пикчу, что-то причитая и всплескивая руками.

— Что случилось? — я приподнялась на локтях и вгляделась в ее перекошенное лицо.

— Да смотри! — словно обрадовавшись, что есть кого позвать в свидетели, она ткнула пальцем в перегородку, за которой спала свекровь.

Черт, надеюсь, мой демарш с кровью не привел несчастную женщину к смерти! Ведь что я знаю об этих чудесах? Ровным счетом ничего! Ругаясь на себя, я вылезла из-под одеяла и встала. Ледяной холод тут же охватил тело, словно наказывая за издевательство над старушкой. Но в следующее мгновение мне уже было не до этого. Потому что из-за перегородки вышла она сама! На своих ногах! И это была уже не высохшая полумумия, которой каждый вдох дается с трудом, а вполне крепкая женщина в годах.