Впрочем, главным соображением, которое побудило народный суд простить Мильтиаду прошлое, было то, что в нем видели самого лучшего вождя для предстоящей борьбы с персами. И дружбу, и вражду персов изведал Мильтиад у себя на Херсонесе, прекрасно знал и силу их, и слабость. Он был непоколебимо уверен в полной возможности победы греческой фаланги над персидскими стрелками и всадниками. Эта уверенность нравилась народу, передавалась ему и подымала его бодрость, и народ выбрал Мильтиада одним из 10 стратегов на 490 год.
Теперь Мильтиад предложил не дожидаться движения персидского войска на Афины и, не теряя времени, завтра же идти ему навстречу и преградить путь от Марафона к городу. После недолгого обсуждения народ принял его предложение, и на следующий день был назначен поход.
С раннего утра на следующий день на поляне, сейчас же за Диомейскими воротами, стали собираться ополченцы.
Совершив прощальное возлияние домашним богам, воины шли на сборное место в сопровождении родных. Все ополченцы были в полном вооружении. Но так как каждый вооружался, глядя по средствам, то в вооружении не было единообразия: доспехи зажиточных граждан были лучше и красивее, чем вооружение бедняков. У большинства шлемы были металлические с высоким гребнем и пышным султаном, но кое у кого победнее были простые старомодные шлемы в виде шишака, облегающего голову. У богатых граждан и панцири, и поножи, и щиты были украшены выпуклыми металлическими фигурами: у бедняков щиты были простые, из нескольких бычачьих кож, с металлической каймой и бляхой.
Но у всех почти на щитах была изображена сова, священная птица богини Афины, – герб Афинской республики. Все вооружение гоплита весило в среднем более двух пудов (ок. 33 кг). Нести на себе такую тяжесть в походе было немыслимо, и воины надевали его на себя только перед самой битвой; в пути они шли налегке, в обычном своем платье, частью погрузив оружие на телеги, частью передав его нести рабам, которых брали с собою на войну для услуг.
Приходя на сборное место, каждый воин становился со своею филою; стратеги строили ополченцев в отряды и отмечали по списку. Не явившиеся к походу должны были потом строго ответить перед судом.
Но вот уже все войско в сборе, и из ворот города показались архонты, советники и жрецы. Толпа смолкла. Среди наступившей тишины старый прославленный храбростью архонт Каллимах приносит жертвы и молится богам. Гадатели всматриваются во внутренности жертвы, ищут в них знамений относительно похода… Знамения благоприятны; поход решен.
Архонт-полемарх, став перед строем, произнес напутственную речь воинам. Он напомнил клятву эфебов, которую каждый из них давал в свое время. Они клялись тогда не позорить своего оружия и не покидать товарища в бою; клялись сражаться в одиночку и со всеми вместе за богов, святыни и за благо родины и защищать родные сады и поля; клялись оставить отечество после себя не умаленным, но более великим и могучим, чем застали они его. Великих богов – Аглавру, Эниалея, Ареса, Зевса, Талло, Ауксо и Гегемону – призывали они в свидетели своей клятвы. Теперь, когда враг вступил в родную землю, время вспомнить эту клятву и верно сдержать ее.
Кончив речь, полемарх дал знак к выступлению; зазвучали трубы, по рядам передалась команда, и войско тронулось в поход.
Дорога на Марафон шла сначала по западному склону Гимета, потом огибала подошву Пентеликона и, выйдя к морю, круто поворачивала на север и шла уже все время вдоль морского берега до самой равнины.
Длинной лентой растянулось войско афинян. Воины каждой филы шли вместе, образуя особый полк, подразделенный на более мелкие отряды. В промежутках между отрядами двигались запряженные быками телеги с багажом и провиантом, и толпами шли рабы. Большого порядка в войске не было: воины покидали свои места, сбивались кучами, громко разговаривали между собою, вступали в непринужденную беседу с офицерами4
.Как всегда в это время года в Аттике, было знойно и душно; солнце беспощадно обливало лучами с безоблачного неба иссохшую землю, и деревья вокруг стояли понурые, свернув свои обожженные листья. Сухая трава шуршала и ломалась под ногами; ручей, пересекавший дорогу, вился едва заметной струей на дне своего просторного русла; воздух ослепительно блестел и струился; от розовато-белых утесов веяло зноем, поднятая тысячею ног густая пыль стояла над дорогой и, медленно опускаясь, тяжело ложилась и на идущих, и на придорожную зелень. Среди безмолвной, замершей природы только неугомонные кузнечики с азартом заливались в траве и на маслинах своим докучным металлическим стрекотом.
Но афиняне привыкли к зною своей родины и шли бодро; гордая уверенность в победе над персами не покидала их во все время похода.