Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни

III

Каллистрат отыскал в суде своего знакомого, присяжного Клеомена, сына Ксантиппа, и расспросил его, как поступить с делами; тот провел его к председателю суда, к архонту афинскому. Каллистрат объяснил, что союзный город Абдера прислал с ним несколько судебных дел для утверждения их афинской гелиеей, и, кроме того, он привез с собою жалобу жителей на слишком высокую для них раскладку союзных денег. Архонт велел секретарю достать последнее постановление по этому поводу; тот вынул мраморную дощечку, украшенную в заголовке выпуклым изображением Афины-Паллады (афиняне любили изящество даже в мелочах); на ней была сделана роспись союзных доходов; сделав справку, архонт велел секретарю все представленные дела записать очередными. Каллистрат просил поторопиться с судебным разбирательством, так как ему придется проживаться зря в чужом городе. На это архонт с тонкою улыбкою заметил, что благо отечества требует жертв, и утешил его тем, что зато на днях ему придется быть свидетелем великого Элевсинского праздника.

Клеомен предложил Каллистрату гостеприимство в своем доме, и они вместе вышли из здания суда.

Отдохнувши у радушного Клеомена, Каллистрат вместе с ним вышел побродить по Афинам. Они прошли в загородную академию, а оттуда направились к кладбищу, лежавшему в квартале Керамик. На этом кладбище афиняне хоронили преимущественно бедняков, но здесь же были похоронены воины, павшие в бою, и люди, оказавшие государству какую-либо услугу. Под стройными кипарисами здесь возвышалось множество простых надгробных камней; среди них выделялись красивые статуи; воинственные позы фигур в бронзовых шлемах и со щитами в руках напоминали о поле брани, о мужестве павших; казалось, под этими портиками, среди белых колонн, увенчанных изящными вазами, еще витал вечно юный дух благородного Мильтиада, достойного гражданина Кимона и других доблестных мужей. Клеомен обратил внимание Каллистрата на красоту надгробных памятников; на другом кладбище, где хоронились обычно богатые граждане и гражданки, по его словам, находилось еще большее число очень красивых памятников с лепными фигурами, которые изображали сцены из обыденной семейной жизни; над многими из них трудились лучшие ваятели, и они отличались тонкостью художественной работы.

Вдруг до слуха гуляющих долетели звуки флейты; они обогнули колоннаду маленького храма и увидели расположившуюся вокруг памятника группу родственников умершего; один из них, держа в руках лиру, извлекал из нее жалобные звуки; молодая афинянка, вероятно, жена умершего, в темном покрывале, держа в руках широкую ленту и зеленые венки, стала прикреплять их к памятнику; седой старик, отвернув край темного плаща, сделал возлияние на могилу из высокого кувшина, протянул руку по направлению могилы и начал разговаривать с умершим; он рассказывал ему о домашних делах и просил его умилостивить богов, чтобы они даровали им во всем удачу. В этих разговорах с умершим и в заботах о его могиле греки выражали свое горе; сильные же проявления скорби, как плач и слезы, они сдерживали. Смерть, как и везде у всех народов, страшила их; но страшнее самой смерти они считали непогребение тела; душа непогребенного блуждала, не имея спокойствия, и не могла, как душа схороненного, иметь общение с богами и умилостивлять их за людей; не схоронить умершего было величайшим несчастием для греков.

IV