Вокруг храма богини Деметры были устроены палатки; посвященные вошли в храм, который и строился, очевидно, с расчётом вместить много народу. Остальные разместились на ночь в палатках. В храме шли таинства, доступные только посвященным; они прикасались там к священным предметам и вкушали божественную пищу. Жрецы шептали им священные слова и называли таинственные имена богов. Затем шло целое представление в полном молчании и почти во тьме; на мгновение молчание прерывалось криками Деметры, зовущей дочь, а в ответ раздавались из глубины храма трубные звуки. Самым поразительным моментом в этой таинственной мистерии был резкий переход от мрака к свету – тот момент, когда мать находит потерянную дочь. Посвященные были уверены, что эти таинства приобщают их к загробной жизни; они чувствовали себя людьми очищенными и счастливыми. В конце представления посвященные получили в особых сосудах освященную воду.
При элевсинском храме посвященные проводили несколько дней, переходя от поста к вкушению божественной пищи и проводя время в обрядах, жертвах и созерцании таинств. Но Каллистрат не оставался там больше одного дня, так как в городе у него были дела.
Наконец присяжный Клеомен сообщил Каллистрату, что его дела назначены к разбору на следующий день. Рано поутру подходил Каллистрат к зданию суда; вместе с ним в двери спешно вошли несколько присяжных. Каллистрат заметил, что каждый из них получил по жестяному талону. На вопросительный взгляд Каллистрата Клеомен объяснил, что после суда они меняют эти талоны на 2 обола (8 коп.). «Мудрое дело совершил достойный Перикл; эта плата невелика за наш труд, ведь мы целые дни отдаем на исполнение наших обязанностей, и не из жадности берем эти деньги, а по необходимости». Перед Каллистратом предстала такая картина: на возвышенном месте сидели председатель и секретарь. В стороне от них на деревянных скамейках сидели присяжные, почтенные люди не моложе 30 лет. Из общего числа шести тысяч их в суде сейчас было человек пятьсот; они заседали по очереди (очередь состояла из шестисот человек), и их бывало на заседании то больше, то меньше в зависимости от важности дела. За деревянною решеткою находилась публика. На мраморном столике перед председателем стояли урна для подсчета голосов и замысловатый запертый сосуд с документами по делу. На стене висели водяные часы. К своему удивлению Каллистрат увидел среди присяжных и самого Перикла. Клеомен шепнул Каллистрату, что мудрого стратега часто интересовали дела, которые касались союзников. Каллистрат прошел вперед. Между тем секретарь попросил присутствующих смолкнуть; в наступившей тишине он объяснил, что дело приезжего из колонии Абдеры Каллистрата касается раскладки союзных денег, а другое дело заключается в жалобе жителей Абдеры на злоупотребления, которые позволял себе присланный к ним начальник афинского гарнизона. Этот последний тоже был вызван в суд и сейчас присутствовал здесь, нетерпеливо и презрительно дожидаясь окончания речи секретаря. Когда тот кончил, поднялся Перикл и сделал знак рукой – наступила полная тишина. Перикл напомнил афинским гражданам времена Греко-персидских войн, вызвал в их умах образы великих полководцев Мильтиада и Фемистокла; потом, обратясь к Каллистрату, он гордо просил его вспомнить, как много были обязаны союзники Афинам за спасение отечества; он указал на те громадные траты, которые делает их город на содержание флота, на содержание афинского суда, который рассматривал часть и союзнических дел, указал на то, что, случись неожиданная война, воевать главным образом придется Афинам, и потому им нужно иметь в кассе много денег. Перикл говорил спокойно и уверенно, и его красноречивые слова легко убеждали слушателей.
Каллистрат чувствовал, что его первое дело не будет иметь успеха. В конце речи Перикл сказал, что особая финансовая комиссия рассмотрела вновь раскладку союзных денег и пришла к заключению, что уменьшить ее нельзя. Жителям Абдеры оставалось только подчиниться этому решению. «Не так ли, граждане?» Со всех сторон послышались одобрительные восклицания: вопрос был решен не в пользу Каллистрата.
Началось следующее дело. Медленно, капля за каплей, вытекала вода из водяных часов; пока капнет последняя капля, Каллистрат должен кончить свою речь. Волнуясь и горячась, он говорит о том, что они, равноправные союзники, чувствуют себя в положении подчиненных, пленных; тяжелая плата за военную афинскую помощь все-таки не избавляет их от унизительного положения: к ним прислан афинский гарнизон, и его начальник сделался их тираном и позволяет себе всякие насилия над жителями. С горечью Каллистрат сравнивал положение своих соотечественников с свободным положением пелопоннесских союзников Спарты.