– Так это ваших рук дело? – наконец обрел дар речи Тавров. – Не знаю, как вам это удалось, но предупреждаю, что вы зря теряете время. Вам не удастся меня запугать!
– Вот как? – иронически спросил Гольдштейн. – Ну в таком случае… Воздух!
– Что «воздух»? – не понял Тавров.
– Воздушная тревога, – пояснил Гольдштейн, – желаю вам отразить воздушное нападение с минимальными потерями, а после продолжим наш разговор.
В мембране зазвучали гудки отбоя. Тавров положил трубку, подошел к окну, прислушался. Что за воздушная тревога? За окном слышался только тихий рокот двигателя паркующегося автомобиля. Вот водитель выключил двигатель, и во дворе стало тихо. И тут Тавров услышал за спиной какой-то свистящий звук. Он обернулся и не поверил глазам.
Стоящий на полке «Як-141», покачиваясь, медленно поднимался в воздух. Из сопел били короткие язычки настоящего пламени, свист турбин усилился. Истребитель плавно развернулся в сторону Таврова и дал залп висевшими на подкрыльевых пилонах ракетами. Все четыре ракеты попали Таврову в грудь и с громкими хлопками разорвались. Тавров от неожиданности повалился на пол. Над ним с ревом пронесся «Як-141», обдав горячим, пахнущим сгоревшим керосином выхлопом.
Тавров потер ушибленную грудь и обнаружил, что джемпер и рубашка под ним прожжены в четырех местах, но майка, видимо, защитила тело от осколков. Тем временем истребитель выполнил безукоризненный боевой разворот и устремился на Таврова. Тавров хотел было залезть под диван, но понял, что не успеет, и решил попытаться сбить истребитель ногой. Естественно, он промахнулся.
У истребителя, видимо, закончился боезапас, и он отважно пошел на таран. Тавров не успел увернуться от стремительно налетающей модели и получил чувствительный удар в голову консолью крыла. Лицо обдало керосином, обожгло горячими поверхностями мотогондолы. Тавров прыгнул на диван и набросил на голову плед, опасаясь, что керосин вспыхнет. Затем, сняв плед с головы, подошел к зеркалу, перешагнув через дымящиеся на паркете обломки модели.
Лицо облито керосином, на щеке след ожога, над правой бровью глубоко рассечена кожа и оттуда обильно струится кровь. Тавров прижал платок ко лбу и побежал в ванную. Он смазал края раны зеленкой и залепил бактерицидным пластырем. Блин, придется накладывать швы! Тавров снял джемпер, рубашку. В предплечье что-то больно кололось. Тавров снял майку и обнаружил впившийся в кожу осколок боеголовки длиной миллиметров семь-восемь. Тавров выдернул его, смазал рану зеленкой. Весь пластырь ушел на рану на лбу, второго пакетика в аптечке не оказалось.
Тавров надел чистую майку, свитер и задумался. Придется идти в травмопункт. Да и оставаться здесь больше нельзя, мало ли что еще может произойти. Зазвонил телефон, но Тавров, не обращая на него внимания, быстро оделся и выбежал из дома.
Глава 8
Травмопункт в ближайшей поликлинике был уже давно закрыт, пришлось тащиться в круглосуточный. Кроме Таврова, в очереди сидели еще двое: молодой парень, с гримасой боли прижимавший к груди правую руку, и нетрезвый мужик лет сорока пяти с живописно разбитой физиономией. Мужика сопровождал мрачный милицейский сержант с автоматом «АКСУ». Парень время от времени подвывал от боли и баюкал руку, мужик грустно вздыхал и трогал побитую физиономию, а сержант с отсутствующим видом ковырял зубочисткой в зубах.
Наконец Тавров попал в кабинет. Врач, женщина постбальзаковского возраста, мельком осмотрела рану и спросила:
– Как это произошло?
– Самолет упал, – ответил Тавров и, увидев, что женщина недоуменно подняла глаза, пояснил: – Прямо на голову.
– Послушайте, я не из любопытства спрашиваю! – рассердилась врач. – Вы вот сейчас домой пойдете, а мне тут всю ночь раны зашивать и шины накладывать! И каждый второй пьяный, перегаром дышит! Взрослый человек, вроде трезвый, а ведете себя, как…
– Извините, – смущенно прервал ее Тавров, – но на меня действительно свалилась модель самолета. С книжной полки.
– Понятно, – смягчилась врач, – а ожог откуда?
Тавров не стал рассказыать про раскаленные сопла двигателей, а выдал более прозаическую версию:
– А я рубашку гладил в этот момент. Ну и утюгом… приложился.
– Н-да… и, судя по запаху, керосином ожог мазали?
– Да, – снова мудро не стал вдаваться в подробности Тавров.
– Ох уж эти бабкины рецепты! Впрочем, ожог несильный. Помажьте бутадионом дома, хорошо?
Тавров кивнул.
– Так… Прививку от столбняка давно делали?
Тавров растерянно пожал плечами.
– Да уж и не припомню.
– Больше десяти лет?
– Да, пожалуй…
– Аня! – крикнула врач в перевязочную медсестре. – Тут резаная рана, нить готовь! И полкубика анатоксина!
Через двадцать минут Тавров вышел с зашитой раной на лбу и болью от укола. Посмотрел на часы: без пятнадцати час. Постоял в размышлении, покурил, поймал проезжавшую машину и поехал в офис. В полную потенциально летающих предметов квартиру возвращаться как-то не хотелось.
К зданию, где размещался его офис, Тавров подъехал уже во втором часу. Охранник продержал его снаружи несколько минут, но все-таки впустил, не забыв проверить паспорт.