Древняя Русь. Быт и культура

Таким образом, в основе морского судостроения Древней Руси лежал тип речного судна-однодеревки, приспособленного для дальних плаваний дополнительной оснасткой. Морские ладьи были достаточно грузоподъемными, они вмещали около 40 человек с вооружением и припасом, т. е. больше, чем речной боевой насад — ушкуй. Этот тип судна был наиболее ценным на Руси, отличаясь от набойных ладей оснасткой и количеством «набоев». «Русская Правда» оценивает ладью в 3 гривны. Себестоимость судна с течением времени оставалась высокой. По новгородским нормативам ладья шла «за две сохи» (ГВНиП, № 21), т. е. давали высокий доход, равный земельному наделу в 6 обеж.

По размерам торговая морская ладья вряд ли отличалась от военного варианта и, вероятно, была достаточно стабильна. В отличие от боевой на торговой ладье предпочтение отдавалось товару, а не количеству людей. Впрочем, и на ней было не менее 12–14 весел. В одной новгородской ладье, захваченной пиратами на Балтике, было перебито 12 человек (ГВНиП, 1949. № 44).

Морское судостроительство Древней Руси не получило в средневековье развития. Удаленность морского побережья сдерживала темпы кораблестроения. К тому же крупные речные суда — набой, насад — вполне могли использоваться в условиях морского каботажа. Не исключаем также отсутствие такого стимулятора, как военные морские походы. Крупных операций на море русские не вели с середины XI в., а локальные столкновения обеспечивались использованием речных вариантов военных судов.

Кроме ладьи, в русских источниках упоминаются юмы. Появляется этот термин единственный раз в XIV в. в послании новгородского архиепископа Василия Калики тверскому владыке Федору Доброму. Новгородский иерарх, доказывая реальность земного рая, пишет: «А то место святого рая находил Моислав Новгородец и сын его Яков, и всех было их три юмы, и одина от них погибла много блудих, а две их потом носило море ветром, и принесло их к высоким горам» (ПСРЛ, т. VI, с. 88). Не исключаем, что юма, юм — особая разновидность судна, использовавшаяся русскими мореходами. Учитывая месторасположение «земного рая», обнаруженного новгородцами, — Северный Урал, допускаем, что судно, на котором плавали во льдах северных морей (вероятно, с дополнительной обшивкой бортов), было подобно поморским карбасам позднейшего времени.

На морских маршрутах русские знакомились с образцами иностранного кораблестроения. В летописях иностранные корабли, западные и восточные, противопоставляются русским судам. Впрочем, западные корабли — шнеки и бусы — упоминаются чаще.

Восточное кораблестроение в ранних источниках представлено в первую очередь греческими образцами — корабль, кубара, галея, олядь, лядь. Образцы восточного судостроения XIV–XV вв. чаще всего связывают с волжско-каспийской системой — мишани и бафты, каюки и кербати (очевидно, карбасы). С черноморским бассейном позднесредневековые источники связывают турецкие каторги, греческие — те же каторги, сандалии и, наконец, барки.

Сам термин «корабль», будучи русским по происхождению, упоминается главным образом применительно к иностранным судам, нередко в качестве обобщающего понятия.

Под 1204 г. Лаврентьевская летопись упоминает галеи — суда, участвовавшие во владимирском походе на Булгарию. Полагают, что это были галеры — узкие, большие суда, ходившие как на веслах, так и под парусами, на них, в частности, перевозили войска. Вероятно, мы имеем здесь дело с заимствованием западного термина применительно к судам типа насада, что вполне понятно при европейских связях Владимирского княжества (Воронин Н.Н., 1948б, с. 289).

Еще одно судно — скыдея — упоминается единственный раз в рассказе о походе Игоря 944 г. Считают, что это «скидей» — наскоро построенное судно, плот; а его наличие в греческих текстах связывают с уничижительной характеристикой, даваемой в них русскому флоту (ПВЛ, ч. 2. 1950, с. 286; Памятники литературы Древней Руси, XI — начало XII в. 1978, с. 430). Объяснение допустимое, но не единственно возможное. Во-первых, тем же термином оперируют русские летописцы (ПВЛ, под 944 г.; НПЛ, под 941 г.), не имеющие оснований для «уничижительного» отношения к русскому флоту (в других летописных текстах «скыдея» заменена на «лодьи»). Во-вторых, привлекает внимание та расшифровка термина, которую дает Продолжатель Амартола в хронике, повествующей о том, что русы в середине июня прибыли к греческим берегам на 10 тысячах судов, в числе коих упомянуты и «скеди, глаголем, от рода варяжска», т. е. суда варяжского происхождения. Замечание греческого хрониста примечательно. Наличие варяжского контингента в армии Игоря бесспорно. Вполне допустимо в этом случае использование в составе русского флота норманнских кораблей. Среди них упоминаются легкие быстроходные исландские суда, известные по сагам. При этом описываемый тип судна источники отличают как от торговых (knirr), так и от драконов (dreki), т. е. от наиболее известных вариантов варяжских судов (An islandisch dictionary / R. Claasly, G. Wigtusson, 1957, s. 542, 373, 104).