Древняя Русь. Быт и культура

Надо полагать, что способ берестяного письма сыграл немаловажную роль в формировании как палеографических особенностей русской письменности, так и особенностей древнерусского литературного стиля. Письмо на бересте требует существенного физического усилия, а фактура берестяного листа — простоты линий. Письмо на бересте и скоропись — понятия взаимоисключающие, полярные. Между тем скоропись на Руси возникла достаточно поздно, становясь характерной лишь с середины XV в. Трудно не обратить внимание на совпадение двух важных дат — исчезновения берестяного письма и распространения скорописных почерков. Если последнее связано массовым внедрением бумаги и гусиного пера, то вряд ли следует сомневаться в том, что популярность берестяного письма служила главной причиной, консервирующей уставные и полууставные книжные почерки XI–XV вв. Наличие в коллекции берестяных грамот значительного числа ученических упражнений лишний раз подтверждает, что формирование почерков прямо связано с берестяным письмом.

В неменьшей степени письмо на бересте формировало и литературный стиль. Вынужденная лапидарность такого письма накладывала неизбежный отпечаток на саму манеру изложения мысли, сохраняющей всю свою емкость при максимальной экономии слов.

В качестве примера можно сослаться на грамоту № 636 середины XIII в. Она содержит донесение властям Новгорода о том, что на пограничный пункт прибыл из города Полоцка выкупленный из плена человек, который сообщил, что там, откуда он пришел, собирается враждебное Новгороду большое литовское войско; по этой причине гарнизону пограничной крепости, нуждающемуся на случай возможной осады в дополнительном запасе продовольствия, следует прислать необходимое количество пшеницы. Это достаточно насыщенное конкретным содержанием донесение изложено в тринадцати словах, из которых четыре являются предлогами или связками. Полагаю, что вопросы древнерусской стилистики могут быть весьма интересно исследованы в связи с изучением литературного стиля берестяных текстов.

Рассматриваемый аспект проблемы, по-видимому, немаловажен и для обсуждения вопроса о возможных поисках и открытии берестяных грамот в археологических комплексах Центральной и Западной Европы. Находки орудий берестяного письма известны на польских городищах. Существуют сведения о применении бересты как писчего материала в средневековой Скандинавии. Известны шведская и немецкая берестяные грамоты XV–XVI вв., написанные чернилами. Однако Олаус Магнус в XVI в. недвусмысленно писал о шведских процарапанных грамотах: «Применяли бересту тем охотнее, что письма не повреждались и не портились ни дождем, ни снегом». В поисках западноевропейских берестяных грамот, таким образом, существует обнадеживающая перспектива. Однако, надо полагать, что западноевропейское берестяное письмо в целом исчезает раньше русского. И бумага, и беглые курсивные почерки появились в большинстве стран Западной Европы еще в XIII в.

Тем не менее, первые процарапанные берестяные грамоты западноевропейского происхождения были найдены в Новгороде. Одна из них (№ 488) обнаружена на территории ганзейской фактории в слоях рубежа XIV–XV вв. Она написана немцем на латинском языке и содержит текст первых строк 94-го псалма Давида. Ее нетипичность подчеркивается применением готического курсива, т. е. почерка, сформировавшегося на бумаге, и местом находки — там, где берета в указанное время сохраняла все качества преимущественно употреблявшегося писчего материала.

Другая немецкая грамота стала одной из сенсаций полевого сезона 1993 г. Найденная в слое 20-х годов XI в., она на сегодняшний день является древнейшим берестяным документом в новгородской коллекции. Текст ее предельно краток и в предварительном чтении выглядит так: «Pil gefal im kie» (Копье, не порази его).

Берестяные грамоты как часть археологического комплекса.

Первооткрыватель берестяных грамот профессор Арциховский писал в 1951 г.: «Смею думать, что эти грамоты станут такими же источниками для истории Новгорода, какими для истории эллинистического и римского Египта являются папирусы». Эти надежды блестяще подтвердились в последующие годы. Однако та же мысль получила и не вполне правомерное развитие в стремлении многих исследователей максимально сблизить характеристики папирусов и берестяных грамот, провозгласив даже возникновение новой дисциплины — берестологии, подобно папирологии. В самом деле, между папирусами и берестой много общего. И папирусы, и берестяные грамоты оказались новыми категориями источников, резко отличающимися от традиционных видов письменных документов. Их сближает бесконечное разнообразие сюжетов и поводов написания, бытовое содержание, отражение в них преходящей, сиюминутной злободневности, предельная конкретность причин самого возникновения текста.