Древняя Русь. Быт и культура

Соображения косвенного порядка позволяют датировать надпись еще точнее, ибо в ней указан день прибытия Николы — праздник святых Козьмы и Демьяна, который праздновали трижды в году: летом (1 июля) и осенью (17 октября и 1 ноября). Из них, по-видимому, практическое значение в качестве хронологической приметы имели только два дня: 1 июля и 1 ноября, так как 17 октября центральное место занимала служба в честь памяти пророка Осии. Следовательно, запись Николы была оставлена либо 1 июля, либо 1 ноября на протяжении нескольких лет — начиная от окончания строительства храма и до смерти Ярослава Мудрого (1050–1054). Смысл уникальной надписи, говорящий о связи миссии Николы с Софийским собором, позволяет предположить, что посланец князя Ярослава прибыл для участия в официальной церемонии: в Софийском соборе венчали, крестили, хоронили членов княжеской семьи. Из известных нам по летописи событий наиболее близки к предполагаемой дате известия о смерти новгородского князя Владимира, старшего сына Ярослава 4 октября 1052 г. (6660 г.; НIЛ, 1950, с. 16, 181). Если Никола прибыл в Новгород 1 ноября 1052 г., то это случилось всего лишь четыре недели спустя после смерти Владимира.

Привлекает внимание и личность самого Николы. Из надписи следует, что он киевлянин и близкий к великому князю человек. Церковнославянизмы в надписи свидетельствуют, по-видимому, об образованности Николы. Ярослав мог послать в Новгород в связи с таким трагическим событием, как преждевременная смерть молодого князя, только одного из самых близких и влиятельных бояр. Косвенные сведения, имеющиеся в предварительной части Правды Ярославичей, и некоторые другие указывают на то, что киевский боярин Микула Чудик, известный по летописям как приближенный Изяслава, входил в окружение его отца Ярослава Мудрого (Куза А.В., Медынцева А.А., 1976). Мы можем с большой долей вероятности именно ему приписывать авторство надписи.

До сих пор оставалось загадкой, кто управлял вторым центром Руси после смерти Владимира? Согласно летописи и приписке к Остромирову Евангелию, с 1054–1055 гг. Изяслав Ярославич «поручил» Новгород «своему близку» — посаднику Остромиру. С учетом же сведений надписи есть основания предположить, что до этого момента (1052–1054) новгородскими делами ведал посланник Ярослава Никола, а косвенные данные позволяют сопоставить его с известным боярином Чудиным. Подкрепляет такое мнение небольшое замечание, сохранившееся в работе В.Н. Татищева: «Чудин в Новгороде был посадник, он внук Добрыни, вуя Владимирова» (Татищев В.Н., 1786, с. 16).

Часто граффити содержат сведения, которые обычно оставались за пределами внимания летописцев. Это записи-автографы, называющие неизвестные имена русских художников, расписывавших новгородский Софийский собор в середине XI-в начале XII в. Надписи, позволяющие выяснить имя одного из художников, по форме являются молитвенными записями. Текст первой из них гласит: «Стефан писал, когда расписывали святую Софию». Второй автограф Стефана: «Господи, помози рабу своему. Стефан писал, когда расписывали святую Софию. Господи, избави мя от прелести сея». Стефаном был начерчен и рисунок льва на лестнице собора, о чем свидетельствует надпись под рисунком. Палеографические особенности надписей позволяют отнести их ко времени росписи, начатой, по сведениям летописи, в 1108 г. (Медынцева А.А., 1978.С. 32–56).

Встречаются среди граффити и автографы известных исторических лиц, например, известного боярина Ставра Годиновича или княгини Олисавы, вдовы князя Изяслава Ярославича и матери Святополка (Высоцкий С.А., 1959, с. 73–80).

Среди граффити на стенах храмов встречаются иногда надписи прямо летописные. Такова запись о мире на Желяни из киевского Софийского собора. «Месяца декабря сотворища мир на Желяни Святополк, Володимер и Олег». Речь идет о мире, заключенном Святополком Изяславичем, Владимиром Мономахом, Олегом Святославичем в местечке Желянь, на юго-западе от Киева, накануне известного Любеческого съезда (Высоцкий С.А., 1964, с. 24–34). Летописи о заключении этого мира сведений не сохранили. Точно также запись о начале строительства Софии Новгородской можно приравнять к летописным сообщениям (Медынцева А.А., 1978, с. 56–58).