Надписи датируют постройку самого храма, или помогают склониться к более ранней из двух, зафиксированных летописцами дат (1017 и 1037) постройки Софии Киевской (Высоцкий С.А., 1976, с. 240–256), или уточняют дату исполнения фресковой росписи (Медынцева А.А., 1981). Иногда на стенах храмов появлялись и хозяйственные записи, и записи — юридические документы. Таковы надписи — купчая на землю Бояна, купленную вдовой князя Всеволода (Ольговича, по предположению С.А. Высоцкого) за огромную сумму — 700 гривен соболей (Высоцкий С.А., 1964, с. 60–71). Надпись, составленная по обычной форме купчих с упоминанием свидетелей-послухов, увеличивает крайне незначительное число источников по экономической истории Руси раннего периода. В числе послухов-свидетелей называется и «святая София», что должно, очевидно, удостоверить правильность сделки.
Надписи на стенах соборов содержат немало материала по истории письма, прежде всего по использованию второго славянского алфавита — глаголицы. Среди абсолютного большинства кириллических надписей известно некоторое количество глаголических в двух главных храмах Древней Руси. В Софии Киевской известно всего лишь несколько фрагментов (Высоцкий С.А., 1966, с. 52; 1976, с. 128, 129); в Новгородской — более десятка. Все они датируются второй половиной XI — началом XII в. и, конечно, свидетельствуют, что знакомство с глаголицей в этот период не было случайным (Медынцева А.А., 1978, с. 25–32). Нельзя приписать все глаголические надписи паломникам из южнославянских стран: особенности использования букв для обозначения носовых звуков в некоторых надписях говорят об их русском происхождении. Среди их авторов — воин-дружинник, художник, о профессиях авторов других надписей мы можем лишь строить предположения. Глаголические граффити по содержанию ничем не отличаются от кириллических надписей, почти все они являются молитвенными формулами. Употребление в некоторых надписях смешанного письма — и кириллических, и глаголических букв, — указывает на то, что их авторам были известны оба алфавита. Естественно предположить, что большинство глаголических надписей сделано именно писцами, которым приходилось переписывать кириллицей с глаголических оригиналов.
Ряд сложных вопросов, связанных с ранним периодом истории письма на Руси, вызывает найденная в Софии Киевской азбука необычного состава: в ней всего лишь двадцать семь букв, из которых только четыре славянских: Б, Ж, Ш, Щ. Обнаруживший ее С.А. Высоцкий пришел к выводу, что эта азбука какого-то варианта письменности, которым на Руси в IX — начале X в. пользовался узкий круг лиц, входивший в христианскую общину (Высоцкий С.А., 1976, с. 12–23; 1985, с. 117–120). Другие исследователи считают эту точку зрения не доказанной и склонны объяснить необычный буквенный состав азбуки неумелой попыткой не очень сведущего в славянской азбуке человека изобразить кириллицу (Иванова Г.А., 1972, с. 118–122; Шмчук В.В., 1982, с. 21, 22).
Для понимания характера софийской азбуки необычного состава существенное значение имеют другие азбуки, встреченные в берестяных грамотах, более поздних рукописях, отраженные в различных ранних памятниках русской эпиграфики. Наблюдения над этими источниками показывают вероятность азбук, особенно в ранний период их бытования на Руси, различные этапы приспособления кириллического, а может быть, и греческого алфавита к восточнославянской фонетической системе (Медынцева А.А., 1984; Янин В.Л., 1984, с. 79–86; Рождественская Т.В., 1985, с. 21–27). В любом случае, в появлении на стене собора азбуки, максимально приближенной по порядку и составу букв к греческой, вероятно, нужно видеть иные причины, чем неумение писавшего. Письмо человеком средневековья воспринималось как божественный дар, как средство выражения веры в бога. Представление о том, что алфавит священен чрезвычайно широко отражено в ряде произведений средневековой славянской литературы.