Древняя Русь. Быт и культура

Остальные рельефы со львами семантически менее определенны. Многочисленные львы на фасадах Дмитриевского и Георгиевского соборов, скорее всего, эмблематичны. Парные фигурки львов с одной общей головой (табл. 114, 22, 25) (Там же, с. 272, рис. 201) могли быть заимствованы и из среднеазиатского и западноевропейского искусства. Судя по среднеазиатским примерам, эмблематический (геральдический) характер их вполне вероятен. Однако, присутствуя в декоре Дмитриевского и Суздальского соборов, он позднее уже не встречается, а в собственно «геральдическом» значении изображение льва (на щите св. Георгия в декоре Георгиевского собора) имеет совсем иной вид (лев-барс, поднятый на дыбы) (Некрасов А.И., 1928, с. 406–409; Арциховский А.В., 1948б, с. 43–67).

Конечно, апотропеичны и одновременно эмблематичны львиные маски, кольцом венчающие барабан Дмитриевского собора (табл. 111, 7) (Вагнер Г.К., 1969а, с. 270, рис. 199). В этом отношении они равнозначны львиным маскам у входов. Что же касается львиных масок, перемежающихся с человеческими головами на западном притворе Георгиевского собора (табл. 114, 16) (Вагнер Г.К., 1964, табл. XIII), то значение их еще не ясно. Может быть, это атрибуты воинов-дружинников? Или своего рода «венок храбрым»?

Множество иконографических вариантов образа льва (табл. 114, 13, 30), конечно, обусловлено богатством его семантики: от демона до символа Христа! Однако отмечу, что во всей «львиной сюите» владимиро-суздальского архитектурного декора нет ни одного изображения льва с фигурой человека (или только с его головой) в пасти, столь характерного для романского искусства. Нет их в прикладном искусстве, а имеющиеся относятся к романскому импорту (Даркевич В.П., 1962а, с. 88–90).

Чрезвычайная популярность во владимиро-суздальском декоре образа льва наложила печать своеобразия на некоторые традиционные сюжеты. Например, в сцене полета Александра Македонского на небо (Дмитриевский собор) Александр держит в руках не куски мяса и не зайцев, а маленькие фигурки львов (Вагнер Г.К., 1962, с. 259, рис. 1). Знаменитые золотые львы на троне царя Соломона поняты мною таким образом, что Соломон просто сидит на спинах двух львов (табл. 113, 5) (Вагнер Г.К., 1969а, рис. 193).

Грифон. По степени популярности образ грифона стоит на втором месте среди зооморфных элементов архитектурного декора. Это важно подчеркнуть потому, что по сравнению со львом грифон должен был представляться древнерусским мастерам существом необычным. Воспринят он был все из того же экзотического мира, расположенного к югу от Руси. Подобно образу льва, грифон «явился воочию» русским людям в росписях Софии Киевской, но грифоновидные существа украшали уже турий рог из Черной могилы Чернигова (Вагнер Г.К., 1976б, с. 254, рис. 113). В XI в. грифон был хорошо известен мастерам киевских колтов. В середине XI в. его образ, как мы видели, вошел в декор деревянного зодчества Новгорода. Профиль крылатого зверя с туловищем льва и головой орла был чрезвычайно эффектен. Вероятно, он будил гораздо более пылкое воображение, нежели кошачий (даже антропоморфный) образ льва. Но интересно то, что образ грифона, очевидно, с самого начала был связан с феодальным бытом, великокняжеской средой. Известные по раскопкам в Старой Рязани и Владимире остатки великокняжеских одежд (или покровов?) XII в. украшены грифонами (Монгайт А.Л., 1955, с. 170, рис. 131). Колты с грифонами относятся тоже к феодальному быту. Образ грифона адаптировался древнерусским искусством, в частности — архитектурным декором в восточном, а не античном иконографическом стиле (Вагнер Г.К., 1962а). Крылья зверя изображали поднятыми вверх, серповидно.