Юрий вынужден был прислушаться к этому дружному хору, тем более что время для ведения войны было упущено: начиналась весенняя распутица. Дяди и племянник съехались в Пересопнице и, сидя «на едином месте» (на одном ковре), договорились о мире. Условия нового ряда, казалось, разрешали все конфликты: Изяслав оставался княжить на Волыни, а Юрий возвращал «дани новгородские» и, кроме того, обещал отдать прежним владельцам стада, челядь и прочий «товар», захваченный им после битвы под Переяславлем.
По приезде в Киев Юрию пришлось улаживать свои отношения с Вячеславом, который напомнил брату его слова, сказанные перед выступлением на Изяслава: «Аз Киева не собе ищю, оно у мене брат старей Вячьслав, яко и отець мне, а тому его ищю». Конечно, это был всего лишь зеркальный ответ на аналогичный демарш племянника. Тем не менее после Ауцкого похода Юрий вроде бы хотел выполнить свое обещание и «поваби» (позвал) Вячеслава «на стол Киеву», но затем передумал. Согласно Киевской летописи, приезду старшего Мономашича сильно воспротивились бояре Юрия. «Брату твоему не удержати Киева, – убеждали они князя, – да не будеть его [не достанется он, то есть Киев] ни тобе, ни оному». Однако Никоновская летопись передает инициативу в этом деле Юрьевичам: вокняжение в Киеве Вячеслава «неугодно бысть сыновом князя Юрьа Владимерича Долгорукого[456]
; князю же Юрью Владимеричю не слушающу детей своих, они же начаша глаголати бояром отца своего. Бояре же собравшеся и шедше реша великому князю Юрью Долгорукому Владимеричю Маномашу: «не давай великого княжения Киевскаго брату своему князю Вячеславу: не содръжати убо ему его; да не будет его ни брату твоему Вячеславу, ни тебе, ни детем твоим». И тако бояре возставше, не даша ему воли». Наверное, последнее известие более полно отражает реальную картину, с тем добавлением, что Юрию, должно быть, не пришлось делать над собой чрезмерного усилия для того, чтобы согласиться с мнением бояр. В конце концов, они были не так уж не правы.Оставив за собой киевский стол, Юрий отправил Вячеслава княжить в Вышгород, на место своего сына, Андрея. Между тем старик Вячеслав, прежде такой непритязательный, кажется, начал привыкать к мысли о том, что путь в Киев ему не заказан. Перевод в Вышгород он воспринял как оскорбление и позднее высказал брату свою обиду: «А Бог ти помогл, а ты же Киев [взял] собе, и еще над темь Пересопницю и Дорогобужь еси у мене отъял[457]
, а ты мя тако переобидил, а мне еси Вышегород один дал».Подобным же образом Юрий обошелся со своим обещанием Изяславу о выдаче военной добычи, с той разницей, что в этом случае вся ответственность за нарушение договоренности лежала исключительно на нем. Когда приехавшие в Киев «мужи Изяславли» опознали свое и княжое имущество, Юрий ничего им не отдал и отослал назад с пустыми руками.
Изяслав дважды отправлял послов в Киев с «жалобой», предупреждая, что «в обиде не может быти». Ответом было высокомерное молчание. Тогда Мстиславич перешел от слов к делу. Внезапным ударом он захватил Пересопницу[458]
, после чего скрытно двинулся в Поросье, где рассчитывал найти поддержку со стороны «черных клобуков», не раз выручавших его и прежде. Надежды Изяслава полностью оправдались. Торки, берендеи и печенеги пристали к нему «с радостию великою всими своими полкы»[459]. Передвижения Изяслава были столь стремительны, что когда Юрий узнал о его приближении к Киеву, то не поверил своим ушам. Не надеясь на верность киевлян, Мономашич переправился через Днепр и укрылся в Остерском Городце. Первый раунд борьбы за великокняжеский стол был им проигран вчистую.Изяслава в Киеве тоже ждал неприятный сюрприз. Подойдя к городу, он с изумлением обнаружил, что вместо одного дяди там сидит другой. Оказалось, что Вячеслав после бегства Юрия вихрем примчался из Вышгорода в Киев и уже успел занять княжеский дворец («Ярославль двор»). Об этом Изяслава известили сами киевляне, вышедшие ему навстречу за городские ворота: «Гюрги вышел ис Киева, а Вячьслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем».