Читаем Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо полностью

Киевское вече отказалось еще раз биться с Юрием, как того требовал Изяслав. «Се ны отци наши, и братья наша, и сынови наши на полку [на войне] о[д]ни изоимани [пленены], а друзии избьени и оружие снято», – жаловались они. Киевляне упросили Изяслава не «погубить» их «до конца» и уступить великокняжеский стол дяде. 27 августа Изяслав с семьей бежал во Владимир-Волынский, а «Гюрги же поеха у Киев, и множество народа вы[и]де противу ему с радостью великою, и седе на столе отца своего, хваля и славя Бога».

Сразу по восшествии на престол Юрий занялся перераспределением волостей. Святослава Ольговича он вознаградил за счет черниговских князей: вернул ему Курск с Посеймьем, захваченные старшим из Давыдовичей, Владимиром, да придал еще Сновскую область (по реке Сновь) и большую часть Турово-Пинского княжества, взятые у Изяслава Давыдовича. Своих сыновей Юрий одарил «причастьем» в Русской земле, рассадив их по киевским «пригородам»: Ростислава – в Переяславле, Андрея – в Вышгороде, Бориса – в Белгороде, Глеба – в Каневе; Суздаль оставил за младшим Васильком.

Не прошло, однако, и нескольких месяцев, как Изяслав напомнил о себе. По прибытии на Волынь он немедленно завязал переговоры со своей заграничной родней: венгерским зятем, королем Гезой II, и сватами – польским князем Болеславом IV Кудрявым[452] и чешским князем Владиславом II[453], зовя их «воссесть на коней» и прибыть к нему «с полками» на Рождество Христово. Все они с готовностью откликнулись на приглашение. Правда, Владислав так и не собрался выступить, несмотря на данное обещание, зато польский князь лично привел дружину во Владимир-Волынский, а Геза, который в это время был занят войной с Византией за влияние в Сербии, прислал Изяславу 10 000 всадников под началом своего воеводы. Русская усобица уже в который раз приобретала характер межгосударственного конфликта.

И все же теперь Изяслав не полагался на одну только военную силу. Успехи Юрия наглядно показали, как трудно племяннику идти против прав дяди, подкрепленных вековой традицией. Но ведь и Юрий не был старшим в роду Мономашичей. И вот, для того чтобы лишить Юрия нравственной правоты в споре с ним, Изяслав решил предложить киевский стол другому дяде – Вячеславу Владимировичу, которого недавно сам же выгнал из Киева и назначил в удел волынский город Пересопницу с волостью. Мстиславич с полным основанием рассчитывал быть полновластным господином Киева при немощном старике[454]. Весьма примечательна форма, в которой было сделано это предложение. «Ты ми буди в отца место, поиди, сяди же в Киеве, а с Гюргем не могу жити, – звал дядю Изяслав и тут же грозил: – Не хочеши ли [а если не захочешь] мене в любовь прияти, ни Киеву поидеши седеть, а хочю волость твою пожечи».

Неожиданная весточка от племянника больше испугала, чем обрадовала Вячеслава. Он дал знать брату о военных сборах Изяслава и переложил тяжесть выбора на его плечи: «Любо дай Изяславу, чего ти хочеть; пакы ли [если же нет, или], а поиди полкы своими ко мне, заступи же волость мою… Ныне же, брате, поеди; видеве оба по месту [посмотрим по обстоятельствам], что нам Бог дасть: любо добро, любо зло. Пакы ли, брате, не поедеши на мя, не жалуй [не серчай], аже моей волости пожене быти [то есть примкну к Изяславу, чтобы не разорить свою волость]».

Юрий против обыкновения действовал быстро, выслал в Пересопницу вперед себя сыновей, Ростислава и Андрея, с полками, и сам не мешкая двинулся следом во главе большой рати, усиленной отрядами «диких» половцев (январь 1150 г.).

Изяслав шел навстречу со всей иноземной подмогой. Однако по дороге Болеслав и венгры раздумали воевать. Киевский летописец сообщает, что Изяславовых союзников встревожила активность галицкого князя Владимирка, который, вероятно по согласованию с Юрием, придвинул свои полки к волынской границе; польский князь, кроме того, был обеспокоен известием о нападении пруссов на его северные владения[455]. Невзирая на протесты Изяслава, на общем совете положено было вступить в переговоры с Юрием и Вячеславом. «А мы есмы по Бозе все крестьяне, одна братия собе, а нам подобает всим быти с себе [заодно], – сказали Мономашичам польские и венгерские послы от имени своих государей. – А мы межи вами того хочем, абы Бог дал, вы быста уладилася с своим братом и сыном Изяславом». Условия мира, которые они предлагали, были таковы: в Киеве сидеть Юрию или Вячеславу, как они сами между собой порешат («сама ся ведаюча, кому вама приходить»), а их племяннику по-прежнему править на Волыни и в прочих его волостях («Изяславу… его Володимир готов, а се его Луческ [Луцк], а што его городов, ать седить в том…»); отдельно выдвигалось требование возвратить новгородцам их «дани».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?
«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?

«Всё было не так» – эта пометка А.И. Покрышкина на полях официозного издания «Советские Военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне» стала приговором коммунистической пропаганде, которая почти полвека твердила о «превосходстве» краснозвездной авиации, «сбросившей гитлеровских стервятников с неба» и завоевавшей полное господство в воздухе.Эта сенсационная книга, основанная не на агитках, а на достоверных источниках – боевой документации, подлинных материалах учета потерь, неподцензурных воспоминаниях фронтовиков, – не оставляет от сталинских мифов камня на камне. Проанализировав боевую работу советской и немецкой авиации (истребителей, пикировщиков, штурмовиков, бомбардировщиков), сравнив оперативное искусство и тактику, уровень квалификации командования и личного состава, а также ТТХ боевых самолетов СССР и Третьего Рейха, автор приходит к неутешительным, шокирующим выводам и отвечает на самые острые и горькие вопросы: почему наша авиация действовала гораздо менее эффективно, чем немецкая? По чьей вине «сталинские соколы» зачастую выглядели чуть ли не «мальчиками для битья»? Почему, имея подавляющее численное превосходство над Люфтваффе, советские ВВС добились куда мeньших успехов и понесли несравненно бoльшие потери?

Андрей Анатольевич Смирнов , Андрей Смирнов

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное