Важным свидетельством территориального распространения зоны Балтийско-Волжского пути являются клады арабских серебряных монет IX в. Они концентрируются вдоль рек, образовывавших Балтийско-Волжский путь на участке от Ярославля до Финского залива, т. е. от земли мери до земли чуди, а также в важнейших центрах пути (в Ладоге, Тимереве) или поблизости от них[1513]
. Тем самым они обрисовывают тот же самый регион, что и письменные источники.Ниже Ярославля по Волге клады отсутствуют полностью[1514]
, и их цепочка на юг по Волго-Окскому междуречью, а также их концентрация в Верхнем Подонье отмечают основное направление движения восточного серебра – по Дону, а не по Волге[1515]. Единственное исключение составляет клад из 150 дирхемов, найденный у с. Элмед близ Билярска (Татарстан), в котором присутствуют две монеты с граффити (одно из них идентично скандинавской руне s).Вместе с тем, в топографии кладов IX в. выделяется еще одно, значительно меньшее по числу, но тем не менее достаточно представительное скопление к востоку от Ярославского Поволжья. Оно состоит из 4 кладов, из которых три найдены на территории Вятской губернии (один, состоящий из 6 монет, – в самой Вятке) и один – в Удмуртии на границе с Кировской областью. По младшей монете все клады датируются первой половиной – серединой IX в.: известная монета из клада в Лелеки чеканена в 802/03 г., младшая монета Вятского клада датируется 835 г., младшая монета из клада из Ягошур, содержавшего 1500 дирхемов, – 842/43 г. и младшая монета из Лесогуртского клада (Удмуртия) – 841/42 г. Эта цепочка кладов пересекает течение Вятки и достигает верховьев Вятки и Камы. Вряд ли их скопление, компактное по хронологии кладов, можно считать случайным. Очевидно, близко расположенные верховья Вятки и Камы представляли особый регион, который, хотя и находился в стороне от основных магистралей, но чем-то специально привлекал торговцев (в IX в. преимущественно скандинавов), действовавших на Балтийско-Волжском пути.
Возможно, что этот регион завершался на востоке поблизости от современной Перми, где в мужском захоронении второй половины X – начала XI в. была найдена подвеска с изображением знака Рюриковичей (трезубца) на одной стороне и молоточка Тора, конец рукояти которого оформлен в виде рукояти меча, – на другой[1516]
. Подвеска, как можно предполагать с большой долей уверенности, принадлежала княжескому дружиннику скандинавского происхождения. Его пребывание в этом регионе в то время, когда колонизация северо-востока еще не началась, вряд ли объяснимо без учета более ранних связей с верховьями Вятки и Камы.Вопрос о причинах формирования и о характере этого региона требует специального исследования с использованием археологических материалов. Пока же можно лишь отметить его возникновение в первой половине IX в., которое, однако, не нашло отражения в одновременных письменных источниках. Лишь в начале XII в. при составлении ПВЛ летописец включил племена, размещавшиеся в этом регионе – черемись и пермь, – в списки народов, обитающих в «Афетовой части» этногеографического введения[1517]
, и народов, платящих дань Руси. Эти списки отражают, в первую очередь, сведения, полученные в XI в. в процессе колонизации северо-востока. В обоих случаях перечислены финские народы, обитавшие вдоль Балтийско-Волжского пути (от чуди до мери и мордвы; последняя упомянута и в Сказании о призвании в числе земель, которыми «обладаша Рюрик»), а также на северо-восток от него: заволочская чудь (в списке данников Руси заменена на черемись), пермь, печера, югра. Очевидно, что на протяжении XI в. происходит окончательное освоение этого региона и его включение в территориально-административную структуру Древнерусского государства.Активная деятельность скандинавов на севере Восточной Европы в VIII–X вв., таким образом, имела результатом возникновение трансъевропейского торгового пути, связавшего Западную и Северную Европу со странами Арабского халифата. В зоне этого пути местные племена подвергались мощному воздействию торговой экономики, которая стимулировала ускоренное социально-политическое развитие местных обществ. По мере укрепления местной знати скандинавы, первоначально контролировавшие узловые пункты пути, вытеснялись, а после объединения ряда племен вдоль наиболее оживленной части пути в раннегосударственное образование были поставлены на службу интересам местного нобилитета.
(Впервые опубликовано: Шведы и Русский Север: историко-культурные связи. Киров, 1997. С. 132–139)
Ладога и формирование Балтийско-Волжского пути