Читаем Древняя Русь и славяне полностью

Судьба потомства Всеволодковичей и Городенского княжества после смерти Мстислава и до перехода Городна под власть литовских князей в первой половине XIII в. по источникам не прослеживается, хотя такое потомство, как можно думать, было (ер. приведенное в начале статьи известие «Ипатьевской летописи» под 1173 г.[500]). Судя по имени и княжению в Волковыске, к ветви Всеволодковичей мог принадлежать Глеб, тесть Романа Даниловича Новогородецкого и Слонимского по второму браку последнего, упоминаемый в «Галицко-Волынской летописи» в 50-е гг. XIII в. в качестве вассала литовского князя Войшелка[501].

* * *

Через несколько лет после выхода нашей работы о городенских князьях и Городенском княжестве в домонгольское время появилась статья киевского историка А. Г. Плахонина, в которой автор, на основе значительно более детального, чем у нас, разбора татищевских данных о Всеволодке Городенском, пришел к заключению, сходному с нашим: усвоение В. Н. Татищевым Всеволодку происхождения от Давыда Игоревича является неудачным домыслом[502]. И все же в отношении месторасположения Городенского княжества и даже генеалогии Всеволодка исследователь склонен придерживаться традиционного мнения, так что вся заключительная часть его статьи, в которой от анализа текста В. Н. Татищева автор переходит к собственным историческим рассуждениям о Всеволодке и его княжестве, представляет собой полемические заметки, посвященные, в сущности, одному – опровержению многих моментов в нашей аргументации[503]. Это, равно как и склонность А. Г. Плахонина придавать своему исследованию некое общеметодическое значение, не позволяет нам просто в соответствующем примечании подверстать его работу к длинному историографическому ряду адептов привычной генеалогии (что в принципе было бы правильным, так как среди доводов киевского коллеги практически нет новых соображений, которые бы не звучали в предшествующей обширной историографии), заставляя отозваться на полемику особо.

Главной основой наших построений служит идентификация летописного Городна как Городна на Немане (Гродна), базирующаяся на выявленном археологией явно стольном характере последнего в XII–XIII вв. Поэтому нам трудно понять упорство, с которым А. Г. Плахонин отстаивает не только возможность, но и предпочтительность любой другой локализации, лишь бы она была южнее Припяти. Признав неудачность традиционного «припятского» кандидата на роль летописного Городна, историк ничуть не затрудняется: «первое же обращение» к книге А. В. Кузы о городищах Древней Руси позволило ему выдвинуть новую версию – нынешнее село Городец Ровенской области, где на берегу Горыни собраны материалы Х-XII вв.[504] Разумеется, наш оппонент вправе жить надеждой, что и здесь когда-нибудь будут обнаружены археологические древности, достойные столицы одного из древнерусских княжеств. Но куда он прикажет девать реальное древнерусское Городно на Немане? Кому «отдать» этот явно стольный центр? И как можно, занимаясь историей Городенского княжества, заблуждаться настолько, чтобы локализацию «Городна на южной границе Турово-Пинского княжества» считать «общепринятой»[505] (тем самым недвусмысленно намекая на маргинально сть нашей позиции). Так можно было, да и то с большими оговорками, думать разве что до раскопок в неманском Гродне, начатых польскими археологами в 30-е гг. прошлого века и законченных отечественными уже в послевоенное время, итог которым подведен в монографии . Н. Воронина 1954 г. Кто из серьезных исследователей после этого сомневался в неманской локализации летописного Городна? Главной проблемой как раз и стали трудности по согласованию этой определившейся наконец локализации с традиционной генеалогией, ведущей Всеволодка от Давыда Игоревича, о чем достаточно сказано в нашей работе. Никак не может свидетельствовать против неманской локализации и «расплывчатость в представлении А. В. Назаренко границ Городенского княжества на Немане». Да, наши предположения о принадлежности Городенскому княжеству Волковыска и Новогородка строятся на косвенных данных. «Логика этого предположения – … географическая близость … и необходимость наличия как минимум трех столов для сыновей Всеволодка»[506]. В чем хромает эта логика, А. Г. Плахонин не объясняет, умолкая именно там, где читатель вправе был бы услышать от автора ответ на вопрос, а каковы же были (надо думать, весьма четкие) пределы Городенского княжества в Погорине в представлении А. Г. Плахонина? И что это за удивительно богатый стол, от которого кормились одновременно все трое Всеволодковичей (случай для Древней Руси исключительный)[507]?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука