Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт

Между прочим, смысловые остатки старых значений могли сохраняться в производных словах, которые с самого начала имели неодобрительное значение.

Худощавый — в числе таких слов. Два корня вместе: худ- и съч- (авый); второй корень родствен слову сок, в таком произношении сохранился в словах щи и щавель. Худощавый — буквально значит худосочный, а слово худо-сочный как бы переводит на современный язык смысл старинного выражения. Худощавый человек воспринимался как лишенный жизненных соков (сухо-щавый) и не внушал доверия нашим предкам. Только дородный здоров, он может работать и должен жить.

До XV в. слово плохой сохраняло исконное свое значение ‘плоский’, как и однокоренное с ним слово плаха, обозначавшее выровненное в плоскости дерево. В свою очередь, определение плоский значило ‘ровно широкий’. Пласкъвь — широкая плошка; в этом древнейшем названии посуды соединены понятия о широком и плоском. «Плосколицый» — всегда широколицый. «Поясъ плоскъ бяше, и долгъ» — ясно, что пояс плоский, не требовалось бы и уточнять; этот пояс — широкий и длинный.

Мы постоянно обнаруживаем дробность характеристик в зависимости от отношения к конкретному человеку. Нарочитые люди — худые люди, сильные люди — убогие люди, добрые люди — простые люди. Можно было бы добавить и другие противоположности, например, связанные с обозначением «великих» и «малых», «больших» и «мелких» и т. д. Конкретность признака определяется своей противоположностью: положительно маркированная сторона положительна только потому, что ей противостоит отрицательная. Привативность оппозиций, порождающая оценочные критерии, становится обычной в Новое время; поэтому вполне адекватно судить о нравственных оттенках тех или иных противоположностей в Средневековье мы не можем. Это были не противоположности, а противопоставленности, явленные в бесчисленных степенях градации признаков. Важно было, кто является «худым» и в каком именно отношении к прочим признакам оценки, а уж степени «худости» становились понятными сами по себе. Этичны были не оценки (это социальный признак), а оттенки качеств, приложимых или не приложимых к данному лицу (уподобленных или не уподобленных ему). Например, в простом человеке нет ничего, порочащего его, он так же хорош, как и добрый человек. Исходная равноценность доброго и простого как бы разрушается в последовательном (системном) отчуждении оппозитов друг от друга.

Вдобавок, значения представленных слов были не совсем те, что характерны для них теперь. Великий можно понимать скорее как ‘высокий, большой’ — в портретных характеристиках. Летописцы сообщают о рослых людях: «ростомъ великъ». Великие люди еще не завелись на Руси — или в силу своих представлений не понимали своего величия. Великорус — не замечательный чем-то русский, а просто принадлежащий к «большому» восточнославянскому племени.

Все такие противопоставления, собравшись в общую цепочку (корреляцию), должны были все вместе выделить новый, общий для всех пар, признак противопоставления. Этот различительный признак обобщил бы качество более высокого (отвлеченного) уровня и вместе с тем стал бы универсальным признаком для все новых, постоянно надстраивавшихся оппозиций.

Общий признак и оформился в противопоставлении наиболее общих по смыслу слов: хороший — плохой.

Нужно было осознать, что плоское, равномерное, заурядное, к чему бы оно ни относилось, — всегда плохо. В украинском плохий — ‘смирный, тихий’, ниже травы тише воды. В других славянских языках слово имеет столь же отрицательные оценки: болезненный, пугливый, забытый человек. «Уж очень он плох, батюшка!»