Читаем Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова полностью

Предлоги, расширенные предметным распространителем -d-, могли обобщенно представать как имена, сохраняя при этом некоторое предложное (местное) значение. Не все предлоги, но некоторые из них, и важно, какие именно: пере-дъ, за-дъ, по-дъ (под печи); на-дъ не стало именем. Как субстанция вещи воспринимались только три плоскости: передняя часть, задняя часть и нижняя часть, которая также отличается от пустот, описываемых с помощью конкретнозначимых слов типа дупа (дупина ‘отверстие’, ср. дупло), юдоль, тьло, дъно и др. Направление вверх не опредмечено (не овеществлено) именно как направленность движения или хотя бы его идеальной формы — взгляда. Незамкнутость верха носит сакральный характер, своим словесным покровом человек оберегает себя от бездны, с тылу и на всякий случай — щитом — спереди. Вверх он растет. Он растет и куполами храмов, и сказочными присловьями. В качестве приставки при глаголах стали использовать слово низ- (низ-вергнуть, с-низ-ойти и пр.), и только его; ни вверх, ни назад, ни вперед сокрушительное движение не направлено. «Голое», свободное от дополнительных оттенков смысла движение направлено вниз; движение вперед и вверх обозначено как у-стремл-енность: стрѣмиглавь как сломя голову — вперед, или как заломив шапку — вверх. Стрьмь — ‘прямо’ и до полной завершенности ‘совершенно’.

Важно, что у славян главенствует идея «верха», не совмещенная с идеей «переда». Иоанн Экзарх тщательно описывает человеческую голову; она имеет три части — спереди тѣмя, сзади тылъ (за-тыл-ок), посреди връхъ, причем «верх» «и скрание (висок, щека) зовуть, еже есть лобъ» (Шестоднев, л. 213). То, что расположено до темени — лице, «между бо обою очию ес(ть) чело», а «задняя часть» шеи — оплещие. Поскольку существуют еще «горнии връхове, обрастоше дрѣвомъ» (там же, л. 102б), а также другие, весьма конкретные обозначения верхушки, темени, кровли, куполов и т. д. (СлРЯ, 2, с. 100-102), ясно, что на слове верх Средневековье развивает и вырабатывает логически точные родовидовые отношения, выражая их в языке. В данном случае родовые понятия о пространстве формировались наряду с выделением временных характеристик движения и действия.


ОБЪЕМНОСТЬ ПРОСТРАНСТВА

Истиной пространства является время; так пространство становится временем.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель


Долгое сохранение синкретизма пространственно-временных отношений в значениях слов пространственной ориентации наталкивает на мысль: не воспринимали ли славяне мир в предметном единстве всех его координат?

Такое предположение высказано; но объемное представление пространства предполагает и пространство — «четырехмерное, а не трехмерное» (Рыбаков, 1987, с. 556). В основе четырехчастной композиции лежит не круг, а крест, направленный на все четыре стороны. На форме складня 1412 г. Б. А. Рыбаков показал развертку такого «древнерусского пространства»:



Высоту и глубину, но также широту и длину (долготу) человек отсчитывал от себя, тем самым поставив себя в центр объема. Всё во-круг становилось о-крест него, составляло о-крест-ности пере-крест-ка, на котором находился он сам.

Крест, символ христиан, о четырех концах, и в «Богословии» Иоанна Экзарха (Богословие, с. 254) определенно сказано, что у креста имеются высота, глубость, длъгость и ширость, но самое важное в нем — это средоточие центра, от которого ведется счет: «середьнее с гвоздьмь»! В «Шестодневе» описываются не сакральные, а бытовые вещи; они трехмерны, отличаются «и мѣстьною длъгостию, и шириною, и глубиною» (Шестоднев, л. 69 об.). У них нет высоты. Даже тело человека «натрое растоящися, рекъше яже имать длъгость и ширость и глубость, еже есть тълъстина» (Богословие, с. 190 и сл.). В переводе «Диалектики» Иоанна Дамаскина (один из источников Иоанна Экзарха) сказано, что тело «имать три растояния: длъготу, широту, глъбость, рекше дебелость» (Богословие, с. 160). Толщина, или дебелость представлена как одно из частных (вещных) проявлений глубины.

Ширина, широта, ширость — признак пространства, простора. Поэтому в переносном значении можно сказать о широте моря, богатства и т. д., можно также ширятися ‘носиться (по пространству)’, «яко соколъ на вѣтрехъ ширяяся», реять в полете; в русских говорах широй ‘чистый, открытый’; «чистое поле» — открытый простор.

Длина, длъгость — просторность, переходящая в признак времени (время всегда длится, оно продолжительно); это— слова общего корня: *dьl-g- и *dьl-in- (ЭССЯ, 5, с. 208-209), все родственные славянским языки указывают значение ‘длина’, а не ‘продолжительность’.

Высота, высость — признак особого (высокого) качества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Древняя Русь: наследие в слове

Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека
Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Первая книга трилогии посвящена исследованию социальных терминов Древней Руси. Описаны термины родства, социальных и бытовых отношений, сложившиеся на Руси в течение нескольких веков. На изменении содержательного смысла слов показано преобразование общественной среды существования, отраженное в сознании средневекового человека. Понятия народа, государства, общества, многочисленные формы выражения дружеских, соседских или враждебных связей, отношение к миру, стране и земле, представление о жизни, болезни и смерти, оценка человека, людей и народов по их принадлежности - все это показано на материале древнерусских источников и в связи с классическими работами по истории восточных славян. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей русского слова.

Владимир Викторович Колесов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло
Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло

Во второй книге автор продолжает исследовать древнерусскую ментальность. Работа посвящена описанию этических и эстетических категорий, раскрывающих смысл антитезы Добро и Зло. Предметом исследования стали такие понятия, как красота, вера, надежда, любовь и др. Книга дает комплексное представление о развитии средневековых взглядов на мораль восточных славян; в ней рассматриваются семантические и этимологические особенности слова, изменявшиеся под влиянием нравственных норм. Исследование построено на анализе различных летописных источников, характеризующих взаимопроникновение языческих образов и христианских символов, отраженных в смысловом развитии коренных славянских слов и содержании классических текстов. Книга предназначена для всех интересующихся историей русского слова.

Владимир Викторович Колесов

Языкознание, иностранные языки
Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт
Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт

В книге рассматривается формирование этических и эстетических представлений Древней Руси в момент столкновения и начавшегося взаимопроникновения языческой образности славянского слова и христианского символа; показано развитие основных понятий: беда и лихо, ужас и гнев, обман и ошибка, месть и защита, вина и грех, хитрость и лесть, работа и дело, долг и обязанность, храбрость и отвага, честь и судьба, и многих других, а также описан результат первого обобщения ключевых для русской ментальности признаков в «Домострое» и дан типовой портрет древнерусских подвижников и хранителей — героя и святого.Книга предназначена для научных работников, студентов и аспирантов вузов и всех интересующихся историей русского слова и русской ментальности.

Владимир Викторович Колесов

Языкознание, иностранные языки

Похожие книги